Венецианский купец

Свита дяди хотела было искать повозки, но этого не понадобилось. Увидев причаливающую венецианскую галеру, к нам тут же подъехали представители цеха перевозчиков, которые, обговорив цену, отправились за нужным количеством повозок, и уже через два часа, попрощавшись с командой, выглядевшей, как по мне, чересчур счастливой, мы, погрузившись на крытые повозки, отправились в путь. От Остии до Рима нас обещали довезти до вечера. Утомлённый двенадцатидневным плаванием и борьбой с морской болезнью, я, прислонившись к дядиному плечу, уснул.

– Никогда не думал, что так начну ценить тишину, – задумчиво произнёс кардинал, сидящий на куче мягких подушек в глубине повозки.

– О, ваше высокопреосвященство, – взрослый представитель семьи Дандоло устало вздохнул, – брат стар, Контесса тоже, так что представляете, как они к нему относятся. Ребёнок избалован до крайности.

– Это да, – согласился с ним кардинал, – вот, вспоминая своё детство, могу сказать, что я и близко не был столь энергичен, как он. Сколько языков он уже знает? Не учитывая диалектов?

– Контесса говорила о восьми, – тяжело вздохнул Джованни Дандоло, – а когда у нас в доме служил китаец, разбирающийся в травах, Витале учился и у него тоже, специально для этих целей ранее купив его на невольничьем рынке.

– Чудны дела твои, Господи, – кардинал перекрестился.

– Даже вылечил запор у одного из слуг, дав ему какого-то настоя из собранных собственноручно трав под присмотром этого самого китайца. И представьте, слуга, вылечившись, забрал остатки сваренного зелья и продал его на рынке, заработав денег, поделившись потом ими с Витале, который просто хотел вылить лишнее снадобье на землю.

– Энрико тогда, увидев серебро в руках малыша, который фактически его сам заработал, велел больше не чинить ребёнку препятствий в его развлечениях.

– И подобные случаи были ещё? – Альбино навострил уши, поскольку информация была напрямую связана с его заданием.

– Каждый раз, ваше высокопреосвященство. К чему бы он ни притрагивался, чем бы ни занимался, это либо приносило прибыль, хотя, конечно, и маленькую, либо немного упрощало труд слуг или рабов, которые были ему за это благодарны. Вы же прекрасно понимаете, что даже медяк, заработанный в таком возрасте, заставляет задуматься о том, что будет в будущем, когда он будет управлять семейным бизнесом с огромным оборотным капиталом. А мальчик уже высказывал такое пожелание, даже выпросив у матушки себе корабль.

– Корабль? Ребёнку? В таком возрасте?

– Ну, его в итоге не стали покупать, Витале сказал, что сначала нужно нанять команду и снарядить его, на что у него пока нет денег.

– Ребёнок сам отказался от такой дорогой игрушки? – недоверчиво произнёс Альбино.

– В том-то и дело, кардинал, что не отказался. Сказал, что, как только накопит денег на команду и припасы, обязательно потребует свой подарок.

Оба замолчали, обдумывая свои мысли, а кардинал наконец определился, как и что говорить папе про этого необычного ребёнка.

***

– Витале! Витале!

Голос дяди разбудил меня, и я, сонно разлепив глаза, поднял голову, недоумённо на него посмотрев.

– Рим!

Я тут же проснулся и стал смотреть во все стороны, разглядывая город. Вот только… особого впечатления он на меня не производил. Точнее, не так. Город производил впечатление грозного и величественного когда-то правителя, который состарился и всё, что может сейчас, – это лежать на кровати и вспоминать былое величие. Вот и тут всё ветшало, покрывалось пылью и человеческими отходами. Моё разочарованное лицо заметил кардинал.

– Что думаешь, Витале? – спросил он меня, а я, размышляя о своем, ответил ровно то, что думал, как раз про великого завоевателя в старости.

Священнослужитель очень остро на меня посмотрел, но промолчал, зато стал наблюдать за мной, смотря на мою реакцию, когда мы проезжали величественные мосты, Колизей и Дворец Сенаторов.

Довезя кардинала прямо до его дома, мы сдали его вещи выбежавшим встречать господина слугам, а сами направились в квартал, который обычно занимал дядя, когда приезжал сюда. Слава Богу, часть домов не была занята, и хозяин, лично знакомый почти со всеми представителями старшего поколения моего семейства, поприветствовал меня в Священном городе, надеясь, что я тоже буду посещать его теперь почаще.

Расположившись в отдельном доме со своей кормилицей, я умылся и переоделся, поскольку дядя пообещал сводить меня поужинать в одно хорошее место. На мой вопрос, а как же бани, он ответил, что они давным-давно разрушены и восстанавливать их никто не собирается, чем ещё больше погрузил меня в печаль. Город, на который у меня было столько надежд, стремительно терял своё очарование, уступая родному дому – Венеции.