Венецианское ожерелье

В мгновение ока Зак подхватил Андреа на руки и отнес ее, все еще влажную, обнаженную, в угол и уложил на импровизированное ложе — кипу выгоревших на соленом морском солнце брезентовых чехлов. Андреа чувствовала его дрожь и знала, что и руки Зака, в свою очередь, ощущают трепет ее тела. Снаружи шторм со страшной силой обрушивался на море, но и здесь, внутри, разгорались не менее бурные страсти. Зак, охваченный невыносимым желанием, уже не в состоянии был сдержать свой порыв и остановиться, чтобы сбросить одежду, так велико было его возбуждение. Но распростертое перед ним нагое тело жаждало прикосновений его разгоряченной кожи, жаждало каждой клеточкой слиться с ним. Одного взгляда хватило ему, чтобы почувствовать это. И с безумной яростью Зак сорвал с себя одежду. Молниеносная вспышка вновь выхватила его лицо, и то, что увидела Андреа, было таким же первобытным и неистовым, как и сама буря. В его лице отражалась иная стихия, столь же стремительная и едва ли более управляемая. Но Андреа не догадывалась, что та же маска страсти отразилась и на ее лице. Зак заметил это и успел почувствовать, что их слияние будет таким же ненасытным и безудержным, как и шторм за окном. И он укротил свой порыв, насколько это было в его силах, чтобы не причинить ей боль в неистовом стремлении утолить эту безумную жажду.

Он попытался поцеловать Андреа нежно, но не смог совладать со своими губами, которые, вкусив сладкую терпкость ее губ, жадно ринулись к ее груди и задержались на мгновение, чтобы осушить капли дождя, затаившиеся в трепещущей ложбинке. Он нашел ртом набухшую почку ее груди и стал жадно покусывать ее, ласкать губами и языком, пока тело Андреа не выгнулось ему навстречу, и с ее губ не сорвался крик желания. И вот уже руки и губы Зака ласкают нежную и гладкую, как сатин, кожу внутренней стороны ее бедер, все ближе и ближе к заветному, влажному, манящему треугольнику, дразнят, искушают, испытывают ее терпение, пока в ней не нарастает мучительным и сладким ощущением приближение взрыва. Она стремится к этому и хочет оттянуть, остановить: рано, слишком быстро. Поздно.

Неистовый взрыв света потряс стены домика своей близостью, ворвался грохотом в их убежище в тот самый момент, когда тело Андреа натянулось, как струна, и отозвалось эхом на крик стихии. Темное, глубокое удивление колыхалось на дне глаз Андреа, когда она посмотрела на Зака, прежде чем упасть на спину. Опустошенная, удовлетворенная, она клубочком лежала подле него, морщинки смяли нежную кожу ее бледного лба, но Зак лишь улыбался. Немного погодя он пододвинулся поближе, и его жаркие губы приблизились к лицу Андреа. Он прошептал ей на ухо первые слова, сказанные им за этот долгий вечер, слова, которые должны были возродить угасшее было в ее теле желание. Горячий, тихий шелест его голоса рассказывал ей о том, что хочет сделать он и что хочет, чтобы сделала она, и Андреа почувствовала, как вновь пробуждается в ней желание. Зак целовал ее глаза и шею, его руки ласково бродили по телу Андреа, и любовная игра разгорелась с новой силой.

Ее тело, промокшее под дождем, успевшее остыть в неге умиротворения, внезапно стало горячим от дохнувшей на нее страсти. Зак вновь растянулся на их ложе из выцветших чехлов, и его кожа отсвечивала золотом в неверных вспышках молний, терзающих небо.

Фантазии Зака увлекли Андреа, и, чувствуя в себе новый прилив страсти, она встала над ним на колени. Ее влажные волосы скользили по плечам Зака, пока он нежно, заботливо помогал Андреа устроиться сверху. И ее глаза разгорелись, напоенные ощущением всепроникающей силы его страсти. На безумных качелях неслась она сквозь неистовство бури, клокочущей снаружи, к следующему пику страсти. Руки Зака подхватили ее, помогая двигаться все быстрее и быстрее в неудержимой пляске любви к пронзительному, перехватывающему дыхание исступлению финального взлета, который потряс их обоих, отозвался сладкой, замирающей болью, когда они слились в совершенном, всецелом единении.

Неистовство стихий улеглось. Сила бури и сила их страсти истаяли, подошли к концу. Зак посмотрел в лицо Андреа и заговорил уже обычным голосом:

— Изумрудные глаза, глаза русалки, зеленые, как море.

Он приподнял Андреа и уложил рядом, возле себя, обхватив своими крепкими руками так, словно хотел укрыть ее от буйства стихии. Снаружи дождь, который до этого стоял сплошной, мощной стеной, Перешел в обычный, какой-то тихий после разгула страстей ливень, который казался отголоском охватившей их тишины и умиротворения.

Они еще долго лежали вместе на ложе из парусов, соприкасаясь, но не произнося ни слова, и вслушивались в звуки стихавшего ливня, так и замершего где-то вдали, в шуршание ветра, который для порядка еще какое-то время ворчливо заметал песком следы разгула стихии, а потом удалился на покой, уступив место легкому, игривому бризу.

— Буря закончилась, — сказал Зак.