Венеция. Карантинные хроники

– Я открою бизнес! Буду давать своего пуделя напрокат венецианцам по 15 евро в час как предлог для прогулки, – Мария, экскурсовод и историк, машет мне издалека, и мы обе заливаемся веселым смехом. Наконец-то все несказанно разбогатеем!

Пустая калле отвечает жутковатым эхом.

Сегодня утром я встретила на мосту нашего семейного доктора.

Статистика по Венеции пока вполне благополучная по нынешним временам. 250 positivi, 60 в больнице, 7 в реанимации – siamo quattro gatti qua![14] Рост кривой пока небольшой. Но мы все учили математику (о, если бы и вправду все!). Экспонента!

– Знаешь, Катерина, я прочла и теперь детям объясняю. Вот пруд, и на нем ОДНА кувшинка. Представьте, что это такой вид кувшинок, который размножается раз в день. И на второй день у вас на пруду уже две кувшинки. На третий день их четыре. Теперь задачка: если, чтоб заполнить весь пруд, нужно 48 дней, то через сколько дней пруд заполняется кувшинками наполовину? Представляешь? Через 47! А на 40-й день вы едва заметите, что на пруду вообще есть кувшинки. Вот поэтому одни люди беспокоятся, а другие не понимают, из-за чего разводить панику.

Смотри, Франция и Германия догоняют нас. Остальные европейские страны не за горами тоже. А что в России? Почему-то нет никакой статистики. Белое пятно.

Я замолкаю и не знаю, как ответить. Белое заснеженное пятно моей родины. Начать ли рассказывать о многолетнем растлении общества, приведшем к атрофии и гражданской, и личной ответственности, о повсеместном вранье и показухе, о том ли, что в результате сегодня почти никто не готов осознать себя частью не только единого мира, но просто взять на себя труд подумать о своей личной ответственности перед соседкой-старушкой, для которой вирус может быть смертельным. О толпах бесправных и необразованных мигрантов. О том, что даже мои личные друзья, казалось бы просвещенные люди, все еще не хотят верить в серьезность происходящего – ходят в театры, на лекции и возмущаются отменой поездок и конференций. Их трудно винить. Чего там… Я сама еще несколько недель назад гуляла на карнавале. Но разве учиться не только на своем опыте не есть великий дар мыслящего человека? О том, как одни все еще обсуждают теории заговоров, и “кому-то это выгодно”, и “сезонный грипп”, другие раздают советы, как уберечь СЕБЯ (!) от инфекции, а третьи и вовсе заняты своими делами под лозунгом “не хочу сеять панику”. Как полное недоверие к любым действиям властей приводит к тому, что даже осмысленные карантинные меры не будут соблюдаться, и даже особая доблесть состоит в их нарушении… Искаженная реальность. Осколки зеркала. Давно я не чувствовала себя настолько на другой планете. Но планета-то одна. И сколько ни мухлюй со статистикой, сколько ни гни кривую под себя, она будет упрямо расти.

“Кать, тебе потом перезвоню. Сейчас иду в Мариинку на спектакль. О чем ты? Это у вас там в Италии. В Питере ни одного случая…”

Когда-то это было “там далеко в Китае”. Сегодня рейс с китайским оборудованием и ИВЛ приземлился в Риме. Врачи плакали…

Мы со Спритцем как раз переходим мост Риальто. Ни души. Минут через пять в торичеллиевой пустоте аркад нас нагоняют приближающиеся шаги. Оборачиваюсь.

– Риккардо! А я тебе все звоню. Думала, может быть, ты в Вене застрял.

Обычно щеголеватый поэт Риккардо сейчас небрит и растрепан.

– У меня умерла мама. Сегодня…

Больше он не может говорить. Мы делаем шаг навстречу друг другу и останавливаемся. Я хочу обнять его, но увы… Просто смотрю в глаза. И бормочу что-то несвязное. Он тоже смотрит и моргает.

– Спасибо тебе, дорогая. Я позвоню вечером, я обязательно позвоню!

Венецианский классик Риккардо Хельд кутается в пальто и исчезает за поворотом.

В голове сами собой всплывают его стихи, которые я когда-то переводила.

У церкви Мираколи

А скверным вечером зимним
по дороге домой пробегая
уже в темноте по кампо Мираколи
краем глаза заметишь в углубленьи
портала мраморной церкви
в самом углу у стены
в самой дальней точке
в самой теплой в самой укромной
голубя что пришел туда умирать
под крыло спрятав голову
как щенок свернувшись
как кошка твоя когда к тебе на живот
залезает под свитер чтобы согреться
и ты думаешь этот окоченевший комок
это форма рисунок точный контур того представленья
что уже заготовлено нашим миром для нас
и торопишься прочь как беглец шаги на ходу ускоряя.

Ну и рифмы у жизни и смерти. И голуби гулят, тут как тут.

Я уже подхожу к дому.