Венеция: Лев, город и вода

Рейс с неизвестным пунктом назначения. В общем, поживем — увидим. И конечно же я, как и остальные, сажусь в подъехавший автобус, билет на первый определенно действителен и во втором. Теперь путь лежит по длинной полоске суши, на карте это почти что одна только дорога. Справа — что-то наподобие болота, слева — вроде как бесконечный морской берег с кемпингами, где в эту пору года ничего интересного нет. Я сижу в правой части автобуса и вижу, как отступает вдаль силуэт города, словно парящий над водой, видение Венеции. Мы доезжаем до Альберони, останавливаемся на парковке. Здесь я все-таки спрашиваю, и меня отсылают в другой автобус, который без предупреждения заезжает на паром, теперь я одновременно еду и плыву, хотя, конечно, это не так, я плыву в стоящем автобусе к следующему острову, к еще более длинной и узкой полоске Пеллестрины, все более узкой полоске песка, опять дорога, по обе стороны которой водный мир. Я по-прежнему не знаю, как попаду в Кьоджу, но преисполнен твердой уверенности, и она не подводит, потому что в конце поездки у причала стоит наготове солидный катер, который отправится в гавань Кьоджи. Поскольку я внимательно читал Норвича, мне известно, что в 810 году войско Пипина, сына Карла Великого и короля Италии с резиденцией в Равенне, намеревалось отсюда перебраться через лагуну, как раз туда, откуда я сейчас приехал, первая попытка завоевать Венецию со стороны островов, именно там, где я сегодня на автобусе и пароме преодолел канал Маламокко. В исторических местах далекое прошлое всегда некая форма Вчера. Мировая политика тех дней пропала из виду, и тем не менее пытаешься представить себе, что было тогда в лагуне на повестке дня. Я оставил позади узкую полоску этого острова, море, выглядевшее тогда, наверно, так же, как сейчас, несколько островов, с которых я прибыл и которые тогда еще звались Риальто и Оливоло, уже находились под управлением дожа, но лишь много позднее стали той Венецией, какую мы знаем сейчас, и все это шахматные фигуры в борьбе между старой Римской империей в лице Византии и новым северным Франкским королевством, которое вторглось далеко в Италию, а Венеция, сама по себе разделенная, оказалась камнем преткновения меж двух огней, Византия, то бишь Восточная Римская империя, в ярости от того, что в первый день Рождества 800 года после коронации Карла Великого в Риме венецианцы ушли, но ведь и сама Венеция тоже была разделена. Дожами были одновременно три брата — впоследствии такое будет невозможно, — они-то и попросили Пипина оккупировать Венецию, чтобы таким образом укрепить свою власть, однако, когда Пипин действительно пришел, венецианцы забыли свои междоусобицы, до поры до времени сместили дожей как предателей и решили обороняться с помощью лагуны как раз там, где я сегодня перебрался с Пеллестрины в Маламокко. Всякий намек на фарватеры в предательских водах был убран, проходы заблокированы сваями и отбросами, об остальном позаботились болота, песчаные мели и регулярные приливы — подступиться невозможно. Маламокко по-прежнему находится на острове, носящем ныне название Лидо, а в те времена, как и узкая полоска Пеллестрины, запиравшем доступ к Венеции, так что Пипин ни с Кьоджи, ни с Пеллестрины не мог высадиться в Маламокко, но женщин и детей на всякий случай переправили на остров Риальто. Через считаные недели после того, как поневоле признал свое поражение, Пипин скончался, и все это, конечно, стало легендой, в которой победу одержал независимый дух венецианцев, и обеспечило Республике славу, каковая в последующие столетия сослужит ей добрую службу. Чтобы представить себе все это, у меня только и есть что вода вокруг да силуэт Кьоджи впереди. Однако занимает меня в первую очередь временнбе измерение, как, а главное, когда так далеко за Альпами, в Ахене, узнали, что происходит здесь, на юге. Как долго шли вести? Какую роль играли слухи? Правда ли, что византийский флот придет на подмогу островитянам? Ведь речь шла о борьбе за гегемонию между двумя державами, Франкской империей Карла Великого и византийскими наследниками Рима в Малой Азии, которые покуда не догадывались, что это начало тысячи лет мореплавания и войн, а уж тем паче не могли знать, что несколько разрозненных островков, пока еще не ставшие настоящим городом, объединятся и станут великой морской державой, которая найдет себе колонии по ту сторону Адриатики, а не на западе. История — кудесник и жонглер, одновременно держащий в воздухе всевозможные шары или булавы. Папа управляет значительной долей итальянской суши, а значит, он и светский правитель, и духовный владыка, из-за двойной роли у него в грядущие века будут регулярно происходить столкновения с водным городом на севере, мореходное клише здесь вполне уместно. За несколько сотен лет, еще до того, как Пипин пытался пройти в Венецию из Кьоджи, уже много чего случилось, и это тоже история, только вот выглядела она как болотистые песчаные мели, острова, места высадки для людей с континента, спасавшихся бегством от лангобардов, как сейчас ливийцы и сирийцы спасаются от ИГИЛ[54]

. Иммиграция, переселение народов, хотя в ту пору на островах еще не жил никто, кроме птиц да крабов, так что по форме иммиграция здесь опять-таки иная. Как бы то ни было, по краям суши и в самой лагуне постоянно возникали конфликты, пусть лишь затем, чтобы выяснить, что к чему и кто за кого. А главное, кому над кем главенствовать, и очень скоро в этом еще не сложившемся мире начинают править яркие фигуры — экзарх Равенны, сиречь наместник Византийской империи, патриарх Аквилеи, который полагал себя преемником святого Марка и, как и остальной народ, бежал в 568 году от лангобардов в Градо, но там уже был епископ, воздвигший среди римских развалин новую роскошную базилику. Меж тем как в моем мимолетном Сегодня я отплываю на Кьоджу, я все глубже погружаюсь в прошлое, в перипетии церковного раскола и войны, во все, что предшествовало Венеции. Народ бежит в Градо, учреждается новая епархия, двое патриархов становятся соперниками, жестокая война разгорается между суверенами, коим следовало бы заниматься небесными проблемами, все разрешается только в 1019 году объединением двух епархий. Как выглядит в те бурные годы то, что мы называем Венецией? Как множественное число. В ту пору говорили о Venetiae, сиречь о Венециях, об островах, разбросанных тут и там в болотистой местности. После войны с Пипином стало ясно, что Маламокко никак не может быть главным городом, укрепления на различных островах были не более чем деревнями, в лагуне воевали друг с другом трибуны и епископы, Византийская империя — эти места были ее провинцией и управлялись из Гераклеи — мало-помалу приходила в упадок, участились восстания, на континенте и на островах выбирали новых лидеров, и первым, кого выбрали островитяне, был Урс, не лев, но медведь, по-итальянски Орео, он станет третьим дожем Венеции, и на протяжении тысячи лет, непрерывно следуя друг за другом, этот титул будут носить около сотни мужчин, пока последний, Лудовико Манин, не отречется от него в 1797 году.