В 1581 году венецианский писатель Франческо Сансовино заявил, что Венеция «почитается всеми как священное место на земле, которому, будь это возможно, следовало бы поклоняться». Разумеется, этого не случилось, так как слишком бы напоминало поклонение иудеев золотому тельцу (один из излюбленных сюжетов венецианской живописи). Однако подобная доктрина отнюдь не нова. В религии Древней Месопотамии город считался божественной сущностью. Едва ли нужно говорить, что поклонение такого рода поощряет деспотизм и авторитаризм, осуществляемые в самых широких масштабах. Вот почему единство Церкви и государства в Венеции было столь могущественным. Оно позволяло правителям Венеции сохранять дистанцию по отношению к юрисдикции Рима и Папы. Папой Венеции был дож, а кардиналами сенаторы. В Вербное воскресенье дож выпускал из портала базилики Святого Марка белых голубей в память о знаке, поданном Ною. Он взывал к небесам о спасении города от волн. Был этот ритуал религиозным или скорее политическим? К венецианской культуре это различие неприменимо.
Возможно, то, что паломники отплывали в Святую землю из Венеции, географическая случайность. Они приезжали туда, чтобы закупить провизию и другие припасы для долгого пути, и постепенно сам город стал восприниматься как неотъемлемая часть святого путешествия. Паломники участвовали во всех священных ритуалах венецианской Церкви. Молились в тех же храмах и часовнях. Почитали те же иконы. К мощам Святого Марка стекались сотни тысяч странников. Гробница Святого Марка источала благоухание, венецианцы знали свое дело. Тесная связь с Востоком также способствовала формированию образа Венеции как части Святой земли, которая сама по себе достойна паломничества, ибо там присутствует отблеск божественного или намек на него.
Город стал священным пространством, содержащим множество намеков на духовный мир. Повсюду в его темных проходах виднелись образы святых и Мадонны. Свечи или лампады перед ними создавали светлое пространство, отгоняющее грех и преступление. В городе было более пяти тысяч
Мадонна не стала бы ласково взирать на беспорядки. Юго-западный угол Дворца дожей охраняет архангел Михаил с мечом. В панораме города господствуют колокольни, звонящие: «Святой! Святой! Святой!» Монастыри и церкви города расположены с особым смыслом. Церковь Санта-Мария деи Мираколи стоит на границе двух северных районов – Каннареджо и Кастелло. Одна из старейших церквей Венеции Сан-Джакомо – в самом центре рынка Риальто. Здесь подписывались коммерческие контракты. Макиавелли как-то написал: «Мы, итальянцы… стали нерелигиозны и дурны». К венецианцам это не относится. Они были дурны и религиозны.
Рядом с Божественным всегда присутствует дьявольское. Одно не существует без другого. Есть множество народных историй о дьяволе, уверенно разгуливающем по мостам и улицам города. Согласно одной из них, он насмехался над каменщиком, строившим мост Риальто, утверждая, что никто не сможет построить такую широкую каменную арку, а затем предложил свою помощь в обмен на душу первого, кто пройдет по мосту. Им оказался маленький сын каменщика.
Венеция была священным текстом, который подобало читать и изучать. В XIV–XV веках город впервые стал рассматриваться как единство, которое необходимо тщательно структурировать. Он уцелел благодаря Божественной воле, теперь же его следовало изваять из камня. В центре конфигурации, образованной Дворцом дожей, рынком Риальто и Арсеналом, находились, как полагают, останки Святого Марка, хранившиеся в базилике. Такова священная геометрия венецианской власти.
Примечательно, что на венецианских полотнах библейские чудеса нередко происходят в самой Венеции. Для Тинторетто события Нового Завета виделись в аспекте знакомой венецианской жизни. В молитвеннике под названием «Сад молитвы», предназначенном для венецианских девочек, автор советует читательницам «представить хорошо знакомый… город… удержать в своей памяти места, где могли бы происходить эпизоды из Страстей Господних». Муки Христовы следовало представлять себе на улицах и площадях Светлейшей.