Венгерский политический детектив

— За кордоном собралось не меньше пятидесяти журналистов. Среди них и зарубежные. И телевидение подъехало. Что делать?

Трааль смотрит на Эберта. Тот закончил разговор.

— Журналисты? Еще чего! Гоните их прочь! И без них хлопот хватает!

Офицер уходит. Трааль вскрывает конверт, пробегает глазами текст:

— «Стен Флатро, двадцати четырех лет... В прошлом году присоединился к Третьему фронту. По донесениям тайной службы, принимал активное участие в нескольких операциях. Отличный шофер. В последнее время перешел на нелегальное положение. Скрывался, вероятно, у людей, симпатизирующих террористам. Личность установлена по отпечаткам пальцев и ладоней, всякое сомнение исключено».

— Да, маловато, — проворчал Бренн. Он подозвал лейтенанта Чаринга, приказал сменить «гепардов» из первой цепи окружения, дать им возможность отдохнуть. Одну группу снайперов отвести назад. Остальным следить за происходящим еще внимательнее.

— Президент сердится, — кратко резюмирует свой телефонный разговор Эберт. — Но другого выхода у нас нет, уступать террористам нельзя.

— Тяжелый предстоит денек, — говорит Бренн и смотрит на часы. Скоро пятнадцать часов.

 

У большого стола — тяжелая тишина. Лишь изредка слышно, как кто-то скрипнет стулом или вздохнет. Сквозь зарешеченные окна светит послеполуденное солнце.

Профессор украдкой оглядывается. Его интересует не стоящий в дверях террорист, а товарищи по несчастью — заложники. Он видит их дрожащие руки на столе, поникшие плечи и искаженные страхом бледные лица. Испуганно бегающие глаза. Или уставившиеся в одну точку отрешенные взгляды.

Где-то трезвонит телефон. «Кто, интересно, звонит?» — думает секретарша. Прядь волос падает на глаза, она не осмеливается отвести ее. Стоящий в дверях террорист может неправильно истолковать ее жест. «Кто звонит в такое время?» Секретарша судорожно цепляется за эту мысль, чтобы не думать о положении, в котором они оказались. Где-то кто-то набрал номер их телефона, наверное, ждет ответа, прижав к уху трубку. Ему и в голову не приходит, что сейчас в институте не суетятся лаборанты, не склоняются над микроскопами ученые, не вспыхивают лампы в фотолаборатории, не бегают за стеклом под пытливыми взглядами мышки с розовыми носиками. С ними-то что? Кормили их?..

Молодой лаборант напряженно о чем-то думает. В голове его вырисовываются контуры отчаянного плана, и, несмотря на страх, решение его крепнет, он все больше уверен, что осуществит его.

 

Так проходит более часа.

Бренн спокоен. В войне нервов всегда побеждает тот, у кого они крепче. Майору привычна атмосфера, когда в воздухе вибрирует напряжение, люди — словно натянутая стальная струна, а во рту от ожидания появляется какой-то странный привкус.

— Значит, ждем, — говорит Трааль.

— Вот именно, — ворчит Эберт, не глядя на капитана.

Звонок городского телефона. Траалю докладывают о результатах анализа звуколаборатории.

— Голос на первой магнитофонной пленке с записью, сделанной в институте, вероятно, принадлежит Кирку Лиммату. Ему тридцать девять лет, неоднократно был судим за вооруженные ограбления и террористические акции. Давно числится на нелегальном положении. Подробности о нем тайной службе неизвестны.

— А другой голос? Того, что звонил журналисту?

— Установить не удалось. В звуковой картотеке его нет.

— Благодарю.

— Так мы ни на шаг не продвинемся, — размышляет Эберт. — Возможно, будет какой-то результат, если установим, кому принадлежит другой голос.

— Я все думаю о заложниках, — со вздохом проговорил Амстел и посмотрел на часы. — Им, наверное, страшно. Давайте звонить террористам!

— Знаю, что страшно, — раздраженно кивнул Эберт. — Но если позвоним сами, то выкажем слабость.

— По-вашему, это теперь так важно? — вскочил Амстел. — Безопасность заложников и культуры бактерий — вот что главное! А не мнение о нас каких-то паршивых уголовников!

— Как раз это их мнение очень существенно, — перебил Бренн. — От него зависит, как они поведут себя с заложниками. Нельзя еще более обострять положение.

Сказав это, Бренн, в сущности, признал правоту обоих.

Эберт снова задумался. Как и майор, он прекрасно знал, что встречаются террористы с неустойчивой психикой, которые способны убить заложников, а потом пустить себе пулю в лоб. Если такое случится, что станет с бактериями? Доктор Амстел говорил о двух миллионах трупов. Сначала два миллиона, а потом сколько? Эберт вздохнул и подошел к телефону.

 

— Чего ты нервничаешь? — Лиммат смотрел на Манча сверху вниз. Теперь было особенно заметно, насколько тот ниже его ростом. Манч с трудом скрывал волнение, а Лиммат такие вещи замечал сразу.

— Они обозлятся да напустят на нас своих «гепардов». Тогда нам крышка! Конец! — пробормотал Манч.

— Лучше б тебе мессы в церкви служить, там не страшно. Ну, чего трусишь? — Лиммат дружелюбно хлопнул его по спине.

Однако и он был встревожен. Именно из-за Манча. «Крепость любой цепи зависит от ее самого слабого звена, — подумал он. — Авось остальные не перетрусили и продержатся до конца, иначе и в самом деле скверно придется».