Венок для незнакомки

А дальше было страшное замедленное кино, в котором мне на первых порах отвели роль зрителя. Почему я запомнила этот эпизод до последнего штриха? Да потому что красиво, черт побери!.. Их действия оказались удивительно гармоничны! Они работали синхронно: из-под подушки явился черный ствол, плавно вычертил дугу, а подушка свалилась на пол... Павел завершил движение головой, что-то выкрикнул, оскалив зубы, сместил пистолет... Они вытянули свои стволы одновременно — друг в дружку, едва не сомкнув их черными пулеиесу-щими отверстиями... Соня приподнялась — в глазах угар, решимость идти до конца... Павел отпрянул. Соня выпалила на полсекунды раньше: вспышка из ствола, удар Павлу в грудь... Ответный выстрел — машинальное нажатие на спусковой крючок... Голова у Сони дернулась, ее швырнуло на кровать, затылком о светильник... Павла бросило к двери, он взмахнул руками, пистолет полетел в стену, оттуда — кому-то под ноги. А далее — Соня с изумленными очами, воздетыми в потолок, и отверстием во лбу. У Павла — кровь фонтаном, ногти яростно скребут неровные половицы... Кто-то третий хватает пистолет — уж не я ли? — совершает фантастический скачок. Шлепок по выключателю — комната погружается в беспросветную темноту. Дергаю дверь — на пороге кто-то есть, пытается ввалиться в комнату. Наклоняю голову — быстрота, натиск! Человек не ожидает, а во мне кипучей энергии — через край. Тараном в живот — сгинь! Некто поддается, пятится под напором бешеной мегеры. Спотыкается, теряя равновесие. Выразительное слово «суки!» — на весь коридор. Мол, знай наших. А я уже лечу по диагонали — примерно туда, где ручка от моей двери. Лечу и горько думаю: вот и финиш твой, Косичкина... Сама напросилась.

Зато теперь точно знаешь место сокрытия груза. И злодеи знают, что ты знаешь, поскольку подслушивали вашу беседу. В аккурат успели.

А никто другой не знает. Ни одна живая душа на этом свете... Можно им, конечно, рассказать обо всем, но уж больно умирать неохота...

А дальше вновь пошло быстрое кино, и успех действия зависел лишь от моей сноровки. Я внеслась в свою комнату, провернула рукоятку замка. Кое-как втиснула пистолет в задний карман. Не успела доскакать до стола, повесить сумочку с деньгами и паспортом на шею (чтобы руки были свободны), как дверь затрещала от удара. Я в отчаянии схватила со стола недопитую бутылку бренди, замахнулась... Но только потеряла секунды — дверь держалась. Тогда я бросилась к окну, отжала шпингалет — впервые, что ли? Второй удар проломил тонкостенную среднюю часть двери. Я распахнула обе створки, села на подоконник, развернулась на сто восемьдесят, поджав колени. Можно было посидеть, свесив ножки, подышать бодрящей послегрозовой свежестью, но после третьего сокрушительного удара дверь разлетелась на куски. Я спрыгнула на землю и побежала к доске зеленой (ночью, разумеется, серой), не замечая, что тащу с собой эту злосчастную бутылку бренди, благодаря которой и ввязалась в новый виток кошмара. А могла бы и избежать, не употреби третью дозу...

Эта ночь была самой отчаянной из всех моих ночей. Проверять на прочность уже было нечего — от характера остались рожки да ножки. Как от лампы, разбитой мертвой головой то ли Сони, то ли Ольги Царицыной, то ли некой Марии Петровны Стоцкой...

Я плутала по темным аллеям санатория, а когда услышала топот бегущих за мной людей, забралась под проломленный помост танцплощадки (в боковой его части висели разбитые доски), где, скрючившись в благоухании кошачьих ароматов, мелкими глоточками тянула бренди. Губы шепотом напевали старые песенки о любви, глаза закрывались от бессилия и нечеловеческого желания спать. Они протопали мимо, потом вернулись, обозначили на общедоступном русском отношение к моей персоне и перспективу на дальнейшие поиски. Заглянуть под помост они почему-то не удосужились. Да и черт с ними! Я допила «бряг», отложила в сторонку использованную тару. Достала из кармана пистолет и на ощупь начала изучать неведомую конструкцию. Что я знала в этом деле железно — так это три вещи. Во-первых, оружие — детям не игрушка. Во-вторых, в рукоятке пистолета должна присутствовать обойма. Если она пустая или не присутствует, оружие, как правило, не стреляет. Думаю, обойма была. Вряд ли Павел снарядил пистолет одним патроном. В-третьих, в современных конструкциях пистолетов есть такая хреновина, называемая предохранителем. Если оружие с него не снято, то оно опять же, как правило, не стреляет. Зато охотно может бабахнуть, когда предохранитель спущен, но у тебя еще нет желания стрелять. Например, от внезапного падения. От удара. Или от неловкого шевеления под помостом танцплощадки. Не думаю, что после выстрела Сони у убитого Павла было время ставить пистолет на предохранитель. А значит что? Значит, эта штуковина может бабахнуть от одной лишь мысли. Следовательно, нужно быть поосторожнее и переложить пистолет в сумочку.