Венок из одуванчиков

Шум лифта вернул ее из лесу прямо в подъезд. И правда, при чем тут дяденька? Ее-то зачем понесло в это агентство? Вот она, русская халява… Меньше заплатишь – больше поплачешь… – правильно Ольга говорит. Хорошо, хоть она вовремя позвонила. Иначе точно кинули бы…

Яна искренне не понимала, как это можно: взять и подставить человека. Вытянуть из него деньги, причем немалые, а потом слинять или сделать вид, что ты не при делах… Яна бы так не смогла, может быть, поэтому и думала, что с ней так не поступят. По себе людей не судят, правду ведь говорят…

Павлик, вечно что-то тащивший с работы, постоянно посмеивался над Яной, которой и утащить, по большому счету, было нечего. «Тащи с работы каждый гвоздь – ты здесь хозяин, а не гость», – гордо сообщал он, принося очередную пластиковую финтифлюшку и ставя ее к остальным, запыленным, месяцами валявшимся на полках. «Стащи хотя бы три гвоздя, так больше жить уже нельзя, – смеялась Яна и, краснея, спрашивала: – Милый ты человек, мне-то что тащить? Я ведь даже собственные книги за деньги покупаю».

И правда, политика «Ниши» в этом плане, как, впрочем, и во всех остальных, была предельно проста: «Твои книги – ты и покупай, а не нравится – так и не работай»…

Доехав до первого этажа, лифт взвизгнул и, с минуту подумав, медленно пополз вверх.

«Хорошо бы не сюда, – поморщилась Яна. – Стою, как персонаж, на пороге. Не хватало еще, чтобы соседи увидели… А все Стасик со своей нервной орторексией… Если бросать курить, так всей семьей…»

Стасик Половцев и его жена Анечка действительно решили расстаться с пагубной привычкой, что, к сожалению, затронуло всех обитателей квартиры, которые, в отличие от Стасика и Анечки, не были столь озабочены своими легкими и продолжительностью своей никчемной жизни. Прочитав мудрую книгу, библию всех сознательных курильщиков, «Хочу и брошу», написанную каким-то западным умником, эта сладкая парочка принялась изводить всех подверженных дурной привычке.

В первую очередь досталось Ольге, которая курила немногим меньше, чем Яна. Ольга долго сопротивлялась изгнанию в подъезд, однако Стасику, никогда не владевшему даром убеждения, тем не менее удалось внушить бывшей жене чувство вины. К этому приему он прибегал довольно часто и, как ни странно, успешно – видно, Ольга действительно испытывала некий дискомфорт, оттого что после их расставания у бывшего открылась язва. После репрессии подвергся и Мишка, которому отец строго-настрого запретил курить в своем присутствии. Сама Яна даже не пыталась возражать против таких мер. Да и с чего бы – она всего лишь обыкновенная приживалка в этом хоть и сумасшедшем, но гостеприимном доме.

Лифт снова взвизгнул, и двери со скрежетом открылись. «Ну вот, – с тоской подумала Яна. – Сейчас придется улыбаться, здороваться и делать вид, что я просто счастлива лицезреть Ольгиных соседей…»

– Яся?

Яна повернулась к лестничному пролету и замерла с сигаретой у рта. Возле лифта стоял Павлик. Если бы Яна среагировала чуть быстрее, то успела зайти в квартиру, но, пока она раздумывала, Павлик поднялся, перепрыгивая через две ступеньки, и остановился напротив нее:

– Яся…

– Для тебя Яна Евгеньевна, – наклоняясь, чтобы затушить сигарету о край жестяной консервной банки, процедила Яна.

– Да брось, Ясь. Я ж к тебе по-человечески…

– Ага, – нервно хихикнула Яна. – По-человечески… Значит, изменять, по-твоему, человечно? – Она выпрямилась, но рядом с Павликом, как и прежде, показалась себе маленькой, слабенькой и жалкой.

– По крайней мере, естественно… – Павлик смотрел на нее немигающим взглядом, как в старые добрые времена, когда пытался в чем-то ее убедить.

Не тот случай, подумала Яна и удивилась, что Павлик этого не понимает.

Выходит, измена для него – такая же рядовая ситуация, как раньше, – самоутверждение за Янин счет. «Он ведь никогда меня не видел, – подумала Яна. – И сейчас не видит. Как будто я не человек, а его тень…

Сбежавшая тень, которую во что бы то ни стало надо вернуть…»

– Павлик, я пойду, – вяло ответила Яна, поддавшись его пристальному взгляду. – День был тяжелый, а мне еще работать. Какая теперь разница, изменил ты мне или нет? Все, проехали…

– То есть как – проехали? – недоуменно воззрился на нее Павлик. – Это значит то, что я с тобой пять лет прожил, – не в счет? Значит, по барабану, что мы женаты, что я вообще-то с тобой всю свою жизнь собирался прожить?

– Долго и счастливо? – усмехнулась Яна, которую уже начало бесить его еще месяц назад привычное яканье. – Ты собирался, ты прожил… Я-то к этому какое отношение имею?

– Не язви – тебе не идет… Холодные глаза Павлика приобрели неприятную бесцветность, как было всегда, когда он начинал злиться. Увы, в отличие от Яны злился он холодно, некосноязычно и мог быть очень грубым, бил, не стесняясь в выражениях, и часто попадал в цель.