«А книги-то старые, – подумала Яна, разглядывая библиотеку хозяев. – Видно, еще с тех времен, когда здесь этот писатель жил… Интересно, почему их здесь оставили? И вообще почему она так бережет этот дом, хотя здесь никто не живет? Ремонт небольшой сделала, обои новые поклеила, даже душ поставила современный, а от мебели так и не избавилась… Как будто она все здесь хотела сохранить, сберечь. Было бы понятно, если бы тут ее предки жили. Но домик-то купленный…»
Яна поставила несколько своих книг в свободную часть шкафа. Ганс снова залаял, на этот раз с террасы, и от неожиданности Яна уронила одну из книг на пол. Из книги вывалилась засушенная хризантема с крупной золотистой сердцевиной. Когда-то Павлик, в очередной раз провинившись, принес ей букет из пяти таких хризантем. Кажется, они назывались «Инга». Яна засушила эту хризантему в томике Ибсена, надеясь, что когда-нибудь эти воспоминания будут приятно согревать душу. Но сейчас хризантема вывалилась совершенно некстати, и вместо приятных воспоминаний Яна почувствовала болезненный укол, как будто ее ужалили, только не снаружи, а изнутри. Запихнув хризантему обратно, Яна поставила книгу на полку. Ганс продолжал лаять, как одержимый, – так обычно он лаял на незнакомцев, – и Яне снова пришлось откликнуться на его зов.
– Когда же ты заткнешься! – в сердцах крикнула она собаке. – Ну что на этот раз?!
В этот раз Ганс лаял неспроста. На пороге стоял весьма странный мужчина…
«Колоритный персонаж…» – оценила про себя Яна и, успокоив Ганса, поздоровалась с незнакомцем:
– Добрый вечер. Вы, наверное, сосед?
– Сосед? – Мужчина недоуменно приподнял густые темные брови, а потом, натянув на джинсы маечку, которая неуклонно ползла вверх под давлением живота, ответил: – Ну… Что-то в этом роде. В какой-то степени…
– В какой-то степени?
– Ну да, в какой-то. Меня зовут Леня. Я – местный бомж, – представился мужчина.
От такого откровенного признания Яна чуть не села прямо на терраске. Нет, конечно, она была не настолько наивной, чтобы не знать, кто такие бомжи, и слишком долго прожила в Москве для того, чтобы их никогда не видеть. Но она ни разу в жизни не встречала человека, который бы с такой легкостью во взгляде и в голосе сообщил, что он – лицо без определенного места жительства. К тому же посвятил в это человека, совершенно не нуждавшегося в его признании…
– Очень приятно, – кивнула Яна, припоминая слова соседки о том, что кто-то «у дома крутится». – А меня Яной зовут. Я этот домик снимаю. Вот только сегодня переехала…
– То-то я вас здесь раньше не видел, – улыбнулся бомж Леня. – Поздравляю. Отличное место. Странное, конечно, но вам-то уж точно бояться нечего…
– В каком смысле – странное?
– Да ничего страшного, – махнул рукой бомж Леня. – Вы не бойтесь. Это я так, глупости говорю…
– Не вы один, – вздохнула Яна. – Вот и соседка моя тоже обо всякой чертовщине говорила.
– Баба Зоя? – помрачнел Леня. Судя по всему, соседка не нравилась ему так же, как не понравилась и Яне. – Да слушайте вы ее больше. Баба Зоя любит языком чесать. Ничего тут страшного нет. Во всяком случае, для вас.
– А вы-то откуда знаете?
– Чувствую.
– У вас тоже аура чувствительная?
– Нет, я просто чокнутый малость, – признался Леня, выкатив наивные глаза. – Да вы и меня не слушайте. Я люблю ахинею нести.
– Простите, Леня, – Яна уже начала терять терпение, – вы, наверное, не просто так ко мне пришли… У вас, может, дело какое-то?
– Ах да, точно! – Леня хлопнул себя по лбу ладонью, да так сильно, что Ганс аж вздрогнул от звука шлепка. – Точно ведь, дело. Я ведь тут живу, так?
– Наверное… – пробормотала окончательно растерявшаяся Яна.
– Да тут рядом, в бытовке… Так вот я это… хотел попросить. Вы если будете что-то выбрасывать… ну, вещи или, может, продукты какие… не несите на мусорку, оставляйте возле дома. А я с утра все выброшу…
– Вы что – дворником работаете?
– Ну… вроде того… – Леня подтянул майку и посмотрел на Яну, мигая круглыми глазами. – Я забираю то, что мне нужно, так? А остальное выбрасываю. Только вы, если можно, кладите вещи отдельно от еды. Ладно?
– Ладно… – растерянно кивнула Яна.