Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо

Нацепив старый армейский китель, Клепа пристроил на давно не мытой кучерявой голове фуражку, обмотал шею длинным светлым шарфом, сунул ноги в рваных носках в кирзовые сапоги, упаковал картины и бодрым маршевым шагом направил свои стопы в сторону Крымского моста. Идти предстояло недолго, от силы пятнадцать минут. Жил Клепа Коняшкин на Остоженке, в старинном кирпичном доме, построенном еще до революции, и страшно гордился местом своего проживания. Комната в огромной семикомнатной квартире досталась Клепе от бабки, а бабке в свое время была выделена парткомом, за ударную работу на ткацкой фабрике. Но Клепа Коняшкин всем рассказывал, что до революции квартира целиком принадлежала его предкам – аристократам в пятом поколении. Не то чтобы Клепа лгал… Просто один раз, проснувшись холодным зимним вечером на полу в своей каморке после недельного запоя, ему вдруг привиделось, что он – потомок старинного дворянского рода, причем привиделось так ярко, что Коняшкин попросту поверил в собственную фантазию. А так как Клепа был личностью креативной, с богатым воображением, вскоре его видение дополнилось некоторыми деталями и обросло подробностями. И хотя на творчество это мало повлияло, повседневная жизнь Клепы резко переменилась. Имидж аристократа нужно было поддерживать, поэтому, принимая у себя гостей, Клепа Коняшкин облачался в бархатный халат с шелковыми лацканами, утро начинал с бокала «Советского» полусухого, говорил с некоторой ленцой и щедро вываливал на стол все свои припасы. За это Клепу уважали коллеги-собутыльники, относились к нему с почтением и даже прозвище ему дали достойное – Меценат. Так продолжалось до тех пор, пока Меценат не обнаружил, что кто-то скоммуниздил его бархатный халат. Данное происшествие выбило его из привычного уклада жизни. Он разогнал всех своих друзей, перешел с шампанского на пиво и портвейн и стал пить и творить в гордом одиночестве.

«И вот результат, – ругал себя Клепа, расплескивая сапогами апрельские лужи, – допился до того, что потерял над собой контроль, и даже полтинник стрельнуть не у кого. Полная безнадега!» Единственное, что утешало Мецената этим весенним утром, – окрепшая уверенность в том, что по его венам совершенно точно течет голубая кровь и пить ему следует исключительно шампанское, а не пиво и дешевый портвейн.

Вывесив на обозрение две свои картины, Клепа устроился на раскладной табуретке и стал молиться, чтобы нашелся какой-нибудь идиот, который купил бы его косорылую кошку или натюрморт с сушеными кильками. Через два часа утомительного ожидания Клепу стало клонить ко сну. Он широко зевнул, сдвинул на нос фуражку, облокотился о выставочный стенд и…

– Хорошая киска! А натюрморт просто… просто… Хороший такой натюрморт. Определенно, в этом что-то есть. Ваши работы? – услышал он рядом мужской голос и замер, боясь пошевелиться – исключать слуховые галлюцинации было нельзя. – Это ваши работы? – еще раз поинтересовался мужчина, и Клепа вновь сдвинул фуражку на затылок. Перед ним стоял высокий парень лет тридцати в стильной замшевой куртке, джинсах и дорогих ботинках. На покупателей данного вернисажа парень был не похож, на идиота тоже, и Клепа вдруг занервничал.

– Ну мои, дальше что? – с вызовом спросил он и демонстративно сложил руки на груди.

– Отлично. Еще есть? – радостно спросил парень, кажется, совсем не обидевшись на его тон.

– Чего?! – вытаращил глаза Клепа.

– Картины еще у вас есть? – вежливо уточнил парень.

– Нету, все расхватали, – мрачно брякнул Клепа и нервно хихикнул.

– Жаль, мне ваш стиль очень понравился, – искренне расстроился парень. – Но мне нужно много. На заказ сможете нарисовать? – спросил он, и Клепа с ужасом понял, что мужик не шутит!

– Это самое… когда и сколько? – смущенно поинтересовался Коняшкин, и его голубая кровь забурлила и побежала по венам со скоростью Ниагарского водопада.

– Срок даю две недели, плачу по пятьсот за каждую, – заявил парень. – Чем больше нарисуете, тем лучше.

– Э, мужик, так не пойдет, накинь малость, – икнул Клепа: кажется, он понял, в чем подвох. Парень решил купить его картины по дешевке, по пятьсот рублей. Неслыханно! Клепа Коняшкин меньше чем за шестьсот рублей свои картины еще не продавал. Правда, с оптовыми покупателями он тоже никогда не сталкивался.

Парень задумался, а у Клепы затрепетали все фибры его души. Уж очень ему не хотелось упускать оптового покупателя, но, с другой стороны, Мецената страшно душила жаба – так задешево продать свои будущие творения.