Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо

Елена Петровна задумчиво почесала шариковой ручкой макушку и сунула ее в рот. Картина преступления ясно стояла перед глазами, мотив был понятен, но вопросов оставалось море. Грушевский – страстный поклонник Марии Леви. Он был в Париже на премьере. В ночь перед премьерой Рутгер Ольсен побывал в номере оператора. Что они там делали? Мог Грушевский каким-то образом заразить датчанина в ту ночь? Вполне возможно. После Грушевский вернулся в Москву. И «позаботился» о Викторе Староверцеве. Логично? Вполне. То, что они умерли в один день, – возможно, случайность. Ольсен был молод и полон сил, поэтому с вредной амебой его организм боролся дольше. Со здоровьем же у Староверцева, как выяснилось, все было плохо: сердечко слабое, печень никуда не годится, сосуды плохие. Если бы не случайность… Если бы жена криминалиста не прочитала в тот день информацию о смерти датчанина в Интернете и не разрыдалась бы… В Дании умер популярный актер Рутгер Ольсен. В Москве – известный политик Виктор Староверцев. С датчанином было все относительно понятно. Грушевского он знал. Но каким образом оператор мог заразить Староверцева? Откуда он мог взять патогенный вид этих амеб? Не иначе как в спецлабораториях. Кто у нас водой занимается? Вот тут и нужно копать! Первым делом – проверить окружение Грушевского. А посылка с крысой, которую положили под дверь Алевтины Сорокиной? Снова эта Сорокина! Не прошло, как говорится, и года, и опять она вляпалась. Дохлая крыса, записка с угрозами… Детский сад, насмотрелись фильмов голливудских! Кто и зачем положил ей посылку под дверь? Имеет это отношение к делу или нет?

Рядом с Еленой Петровной села симпатичная девушка с банкой колы и ароматным пирожком. «Пирожок с мясом!» – методом дедукции вычислила Зотова, сглотнула слюну и, бросив на девушку презрительный взгляд, направилась к выходу. Кушать в метро она считала дурным тоном. Мало того что это негигиенично, так еще и невежливо… жрать пирожки на глазах у изголодавшихся сограждан, жаждущих всей душой пельменей со сметанкой и укропчиком.

В подъезде ее хрущевки, как всегда, не горел свет. Зотова поднялась на второй этаж. Поискала в кармане ключи и выронила их из рук. «А счастье было так близко», – с тоской подумала Елена Петровна, тупо глядя на шикарный букет белых роз, который лежал под дверью ее квартиры.

На верхнем лестничном пролете чиркнула спичка. Запахло дорогим табаком. Затанцевал огонек горящей сигареты.

– Можно было и без этого обойтись, – недовольно буркнула Елена Петровна, нагнулась, подняла ключи и букет, с наслаждением вдохнула нежный аромат роз и открыла дверь. – Ладно. Считайте, что сразили меня наповал и теперь я на все согласна. Проходите, Варламов. И побыстрее, пожалуйста, иначе вы можете скомпрометировать незамужнюю даму.

* * *

Зотова без особых церемоний провела Ивана Аркадьевича в кухню и вышла, чтобы сделать несколько важных звонков.

Кухня была ее любимым местом в квартире: просторная, светлая, с яркими занавесками, почти новым двухкамерным холодильником «Стинол», с угловым удобным диваном, фикусом на подоконнике и красивыми часами с кукушкой. Кукушка, правда, давно не куковала. Елена Петровна свернула ей голову… случайно… как-то раз ночью… после тяжелого трудового дня. Но часики все равно глаз радовали. Уютные были часики, напоминали детство.

– Хорошо у вас, – заинтересованно разглядывая часы, заметил Варламов, когда Елена Петровна вернулась. – Птичка еще жива?

Зотова чуть заметно улыбнулась, отрицательно покачала головой. Варламов улыбнулся в ответ, и Елена Петровна поняла – у режиссера тоже есть часы с кукушкой и бедную птичку постигла та же скорбная участь. «Нервный», – пришла к выводу Елена Петровна.

– Присаживайтесь. Пельмени будете? – спросила она, обрезая толстые стебли роз под струей воды. – Соглашайтесь: в любом случае слушать я буду вас только после того, как поем.

– С удовольствием, – обрадовался Варламов. – Надеюсь, у вас сметанка найдется?

– А как же, – обрадовалась и Зотова: кушать одной она не любила, хотя жила одна и все время питалась в одиночестве, с тех пор как сын переехал к невестке. Не радовало только одно: сегодня вместо Шопена она будет слушать Варламова.

Пока варились пельмени и Зотова накрывала на стол, Иван Аркадьевич тактично молчал и задумчиво разглядывал скатерть. А Елена Петровна принципиально ничего не спрашивала, но изнывала от любопытства: зачем же к ней пожаловал всемирно известный режиссер?

– Пахнет аппетитно, – шумно потянул носом всемирно известный режиссер, когда Елена Петровна поставила перед ним дымящуюся тарелку.

– Кушайте, – милостиво разрешила майор Зотова. – Сметану берите. Кладите больше. Без сметаны пельмени – совсем не то.

– Согласен, без сметаны – не то. А со сметаной – совсем другое дело. Взять хотя бы майонез или кетчуп…

– И не говорите, – с жаром поддержала Варламова Елена Петровна.

Повисла пауза, каждый сосредоточился на еде, застучали вилки по тарелкам.

– Или масло? – вновь вступил в светскую беседу Варламов.

– Ну почему же, масло как раз…

– Вы считаете? – засомневался Иван Аркадьевич.