Воздушная атака была отбита, но впереди нас поджидала другая беда — мины. Море буквально кишело черными рогатыми шарами. И самое страшное было в том, что на поверхности их было меньше, чем на глубине. Прошедший впереди тральщик смог очистить лишь часть фарватера, и мы каждую минуту ожидали взрыва.
Мины были повсюду. То и дело слышалось: «Слова по борту мина!», «Мина справа!». Матросы легли на палубу и, свесившись за борт, отталкивали мины шестами. Но шесты но всегда могли выручить. И тогда раздавалась команда: «Добровольцы, за борт!» Добровольцами вызывались все. Я тоже прыгал в воду несколько раз и руками отводил мины от борта.
А тут — опять вражеские самолеты. Опять нацеливаются на теплоход. И опять вся надежда на моряков «Стремительного». Я видел, как раненого пулеметчика заменил Семынин. Прогремела очередь, за ней вторая, третья. И вдруг огромный шар черного дыма появился на месте головного самолета. Попадание по бомбам! Второй самолет пошел как-то боком: один мотор у него не работал, видно, тоже досталось. Снова заговорил пулемет Семынина. Самолет, покачиваясь с крыла на крыло, терял высоту. Левое крыло стало разваливаться. И в это время пулеметная очередь ударила по фюзеляжу. Самолет рухнул в море.
Я тут же передал Семынину семафором: «Спасибо. Молодец!» «Вас понял, будем продолжать в том же духе», — ответил он.
Следующие полчаса прошли сравнительно спокойно. А потом случилось то, что до сих пор не могу забыть. Перископ вражеской подводной лодки мы увидели почти одновременно — и с теплохода, и со «Стремительного». И еще через минуту раздался голос, который и сейчас звучит в ушах. Наш сигнальщик крикнул: «След торпеды!»
В ту же секунду мы, стоявшие на верхней палубе, увидели бурун, который несся прямо на нас. Что-либо предпринять было ужо невозможно. Ни отвернуть, ни сбавить ход — ничто не поможет. И в этот момент «Стремительный» словно подпрыгнул, сделал рывок и подставил торпеде свой борт. Он принял удар на себя. И удар этот был настолько сильным, что «Стремительный» раскололся, как грецкий орех, и сразу начал тонуть.
Потрясенные увиденным, мы стояли на палубе. «Стоп, машины! — скомандовал капитан теплохода. — Спустить шлюпку!» Мы спустили шлюпку в надежде кого-нибудь подобрать. Но на волнах качалась лишь бескозырка. Она наверняка принадлежала Семынину: на верхней палубе в момент взрыва находились только двое — он и командир. Бескозырку я сохранил и берегу, как святую реликвию, потому что «Стремительный» спас нам жизни.