Балиев очень скоро сделал театральные пародии своей профессией. Театр «Летучая мышь», который возник несколько позднее петербургского «Кривого зеркала» (руководитель – критик Александр Кугель, постановщик – знаменитый драматург и режиссер Николай Евреинов), соперничал с ним. И театралы обеих столиц, к примеру, спорили, чья «Вампука» лучше.
Пародии были разнообразные: и на концерты, и на цирк, и на театр. Причем часто это было так: вечером премьера нового спектакля в Художественном театре, а ночью после спектакля уже идет на него пародия в «Летучей мыши», и роли в пародии часто играли те же актеры, практически пародируя самих себя. Все это происходило с участием самой публики, поскольку, повторяю, пародировались и взаимоотношения сцены и зала.
И вот, например, такой разыгрывается эпизод. Идет пьеска, на полчаса, одноактовка «Наполеон на Москве».
Открывается занавес, публика видит интерьер, декорацию – кремлевские палаты, большие окна, за которыми виден пожар Москвы. Наполеон кутается, ему зябко, – он диктует секретарю письма в Париж. Он ходит, пытается отогреться у огромной кафельной печи. А потом вдруг, отвлекаясь от диктовки, спрашивает: «Кстати, мой шоффэр не приходил?»
Публика реагирует смехом, а кто-то иронически комментирует из десятого ряда: «А при Наполеоне, между прочим, автомобилей не было!»
Актеры смущаются, останавливаются, не знают – продолжать, не продолжать? Но потом все-таки продолжают, но не с того места, где остановились, а немножко раньше, чтобы, так сказать, разгон взять. Наполеон снова кутается, зябнет, подходит к печи, диктует, несколько напрягается перед нужной репликой и все-таки произносит ее, кося одним глазом в зал: «Мой шоффэр не приходил?»
Зал смеется громче. И тот же человек из десятого ряда, но уже несколько более раздраженно: «А я говорю, что при Наполеоне автомобилей не было!»
Шум, выбегает Балиев на сцену: «Я прошу вас успокоиться и досмотреть пьесу до конца, здесь нет ничего противоестественного, мы же, в конце концов, театр миниатюр… Просим снисхождения у почтеннейшей публики…» Утихомиривает зал.
Снова начинается с того места, где Наполеон кутается, зябнет, диктует… Напряжение в зале и на сцене заметно возрастает. Наконец, Наполеон произносит, уже глядя прямо в зал: «Мой шоффэр не приходил?»
Человек в десятом ряду просто начинает бесноваться: «Да не было же при Наполеоне автомобилей! Не было!» Кто-то свистит, кто-то хохочет.
Выбегает суфлер с экземпляром пьесы: «Господа, господа, у меня так написано! И вообще, господа, „шоффэр“ – это по-французски „истопник“!» Все, пьеса окончена.
Пародируется здесь форма актуализированных отношений между сценой и залом, а заодно высмеивается «почтеннейшая публика», которая, между прочим, французский язык должна была изучать в гимназии.
Здесь мы сталкиваемся с четвертым видом театральной пародии. Перед нами собственно сценическая пародия, лишенная литературных элементов. Для того, чтобы сыграть такую пародию, не нужно никакой пьесы. Пародируется театр собственно. Его мизансцены, его режиссура, его способы актерской игры.
Помнится, во время моей учебы в Ленинградском театральном институте был нашумевший капустник, сделанный студентами старших курсов, в том числе сейчас очень известными актерами ленинградских театров. Показывали пять вариантов сцены из пьесы Горького «На дне»: как бы сыграли эту сцену, скажем, на Таганке, в Московском Художественном театре, в театре Ленсовета у Владимирова, в БДТ у Товстоногова, в ТЮЗе у Корогодского. Вот, если хотите, образец театральной пародии, которая лишена специальной литературной основы.
Кстати, я тогда записывал воспоминания в Доме ветеранов сцены имени Марии Гавриловны Савиной в Ленинграде. И один старый ленинградский актер, игравший еще в начале века, рассказал мне историю, в которой сам принимал участие.
Представьте себе маленький провинциальный русский городок, в котором театра нет. Иногда приедет какая-нибудь антреприза, даст два спектакля, но сборов здесь больших нет, поэтому и театры бывают очень редко. И вдруг расклеены афиши по городу: сегодня в зале Благородного собрания будет дано представление трагедии Шиллера «Разбойники». Играют актеры императорской Александрийской сцены, по мизансценам Александрийского театра, в подлинных декорациях, все как положено. Публика наэлектризована: впечатления такие бывают нечасто.