Венский вальс

– Вы заинтересованы в этом никак не меньше, а даже больше нас – ведь сегодня сила ваша приумножится и, кто знает, какой рывок в будущее человечества вы сделаете завтра, увлекая за собой массы?!

Слова профессора произвели впечатление на собравшихся. Фрейд смотрел за происходящим из-за занавески, не вступая в дискуссию. Они с Юнгом встретились взглядами – каждый из них понял, какую действительную цель преследует. И, если Юнг стремился, на примере этого опыта, явить Фрейду полное отсутствие каких бы то ни было сексуальных подтекстов в формировании облика этих в будущем ницшеанцев и сверх-людей, то Фрейд нашел для себя ответ на вопрос, зачем он все эти годы, в продолжение которых Юнг ершится и оспаривает постулаты психоанализа в его первозданном виде, держит его подле себя. Он-то знал, что без полового влечения мир станет и планета не будет вращаться вокруг своей оси – но мог ли примириться с тем, что пребывание Юнга возле него продиктовано им же? Потому не вышел он из-за занавески, что, наверное, боялся быть пойманным на плотоядном взгляде, коим пожирал молодого профессора, красивого, тактичного и убедительного, чьи слова сегодня заворожили даже столь требовательную аудиторию.

– Но как это произойдет? – спросил Коба.

– Вы заснете и во сне увидите то, что олицетворяет внутри вас эту самую силу, которая не поддается ни изучению, ни измерению. С помощью этого шара, – Юнг указал на стол, – мы сможем составить некое представление о ваших сновидениях с помощью древней оккультной методики, и на его основе постараемся – пусть ненаучно – сформулировать некие общие черты, объединяющие индивидуально-бессознательную силу в силу коллективно-бессознательную.

Слова об оккультной методике зачаровали молодого Гитлера. И, если до сегодняшнего вечера он был близок к принятию учения Фрейда, то после слов Юнга навсегда решил для себя – он прав. Он, а не Фрейд. Он, говорящий о запредельном знании, о недостижимом для человека и вполне достижимом для невидимых глазу магических сил.

Мысль его прервал жест Юнга, указывающего на стол. В центре его стоял большой стеклянный шар, внутри которого дымилась ладанка. Вскоре свет в помещении приглушили, и с той стороны стола, где стоял Юнг, появился Фрейд. В сумерках его фигура была едва различима. В руках он держал карманные часы, которые, подобно маятнику, отклонялись в разные стороны. Маленький фонарик откуда-то подсвечивал их движение и моргал, время от времени отвлекая на себя внимание смотрящих. Он стал произносить какие-то слова – обычная методика гипноза, но они уже были неважны для собравшихся. Речь Юнга и сама атмосфера, заставившая их поверить в собственные силы, уже способствовали тому, чтобы все они быстро и без особого напряжения погрузились в сон.

По требованию Юнга перед этим они сложили на стол перед собой свои руки – так, что пальцы их, сложенные воедино, ладонь к ладони, образовывали какой-то древний символ, похожий на фашину. Они не видели, но вскоре – спустя пару минут после погружения в сон последнего адепта – ладанка стала дымиться сильнее обычного, дым от нее стал подниматься высоко, к потолку, и через минуту заполнил уже все пространство маленького кабинета. Дым застил глаза ученых и заставил их прослезиться. Никто из них толком не понимал, чего именно они ждут – но сам факт того, что дыма стало вдруг так много, подтвердил для Юнга правильность сбора всех этих людей в одном месте. Они определенно являли собой источник некоей силы, которая и спрессовала воздух в помещении.

Так прошло пять минут. И, наконец, в воздухе под самым потолком, где концентрация дыма, сочащегося сквозь маленькую дырочку в шаре, достигла своего апогея, стал появляться отчетливый образ. Это была женщина. Невиданной красоты – волоокая брюнетка в кокетливой шляпе, со строгим и притягательным томным взглядом, она приковала к себе внимание ученых настолько, что Фрейд забыл о маятнике. Он остановил свое движение, фонарик погас, и постепенно присутствующие начали просыпаться. Они просыпались, а дама все не исчезала, и очертания ее становились все более отчетливыми даже для тех, кто в этот день не выпил ни грамма спиртного. Красота ее, ее белая кожа, правильные черты лица, надменный и спокойный взгляд не позволяли отвести от нее глаз. Уже все присутствующие видели ее отчетливо и ясно, и не было никакого сомнения в том, что образ этот вызван именно ими – а она все не исчезала, как будто, подобно светской красотке, наслаждаясь от созерцания влюбленных глаз.

Образ был недвижим, но и не мертв. Она моргала, однако не смотрела на собравшихся – как не смотрит в темноте зрительного зала со сцены актриса, прекрасная и упивающаяся своей красотой и тем умиротворением, что питает публика при виде ее. Казалось, еще мгновение и она снизойдет до них и станет плоть от плоти человеком, и сделает счастливым кого-то из присутствующих, но… в эту минуту свет зажегся, и образ растворился, оставив после себя только дымку и погасив ладанку внутри магического стеклянного шара.