Как никогда раньше Елизавета бросилась в политику. Она советовала, предупреждала, предлагала заменить или убрать тех министров, что не вызывали доверия к Андраши. Она трудилась, не щадя себя, доказывала и уговаривала с одинаковой страстью. Сомнения императора злили ее. 15 июля после встречи с Андраши Елизавета написала мужу серьезное письмо. «Если ты поверишь в него, поверишь по-настоящему, мы будем спасены. Мы — это монархия, а не одна Венгрия. Но ты обязательно должен поговорить с ним сам и незамедлительно… Поскорее поговори с ним… В последний раз заклинаю тебя именем Рудольфа: не упусти последнюю возможность». Никогда еще не писала Сиси таких длинных и суровых посланий. Настойчивость и нетерпение раньше она выказывала лишь в отношении собственных удовольствий, прихотей, а не по столь ответственным вопросам.
Елизавета организовала на бумаге столь желанную ей встречу: «Умоляю тебя, телеграфируй мне, как только получишь это письмо, и я скажу Андраши, чтобы он в тот же вечер садился на поезд в Вену». В своей лихорадочности она позволяла себе давить на мужа так, что это выглядело шантажом: «Если ты скажешь “нет”, если в последний час ты не хочешь даже выслушать беспристрастный совет, это значит, что ты ведешь себя в очень [неразборчивое слово] манере по отношению ко всем нам. Тогда ты будешь навсегда избавлен от моих требований или переменчивого настроения. Тогда мне останется только утешаться осознанием, что чтобы ни произошло, я смогу однажды сказать Рудольфу: “Я сделала все, что было в моей власти, мне не в чем себя упрекнуть”». Ее резкий тон стал для всех неожиданностью. Елизавета считала ничтожным тяжкое бремя императора, чья столица находилась под угрозой врага. Она не оставляла его в покое, играла на нервах, сваливала на него всю вину, если он не слушал. Сиси превратилась в страстного политика.
В конце концов, Франц Иосиф уступил: он встретился с Андраши. Чистосердечие и сдержанность графа пришлись ему по душе, но он нашел, что у того слишком высокие требования: «Он просит слишком много и… предлагает слишком мало». Ференца Деака император тоже затем принял, тайно. Австрийский правитель уважал «старика» (как он его называл) за честность и преданность династии, но сомневался в его упорстве и решительности: «Он оставил у меня то же впечатление, что Андраши: они требуют всего в самом широком смысле, но у них нет никакого серьезного ручательства за успех, только надежды и вероятности».
Несмотря на продвижение прусских войск (их бивуаки уже появились под Веной), Франц Иосиф все еще надеялся на спасительное вмешательство Франции, которое могло остановить наступление врага, и сохранял убежденность, что солдатам Бисмарка будет не так-то просто перейти Дунай. Не следовало так быстро уступать венграм. Нежелание императора затевать с ними новую политику основывалось, помимо прочего, на потенциальных угрозах в отношениях с остальными владениями монархии. Уступки, сделанные Буде, были тут же затребованы остальными областями империи, в первую очередь Богемией, где уже действовало сепаратистское движение, подстрекаемое Бисмарком. Для императора, отвечавшего за целостность своих владений, Андраши был «слишком далек от необходимости принимать в расчет другие районы монархии».
26 июля с Пруссией заключили перемирие: враг отступил, что спасло и Вену, и династию. Франц Иосиф захотел встретиться с женой. Сиси вернулась в столицу 30 числа. Император принял Андраши накануне, но ничего достичь не удалось. В преддверии грядущего компромисса монарх, по его словам, хотел спокойно обсудить все в общих чертах. Подумать, рассмотреть иные точки зрения. Для Елизаветы эта чрезмерная осторожность означала в реальности нежелание Двора идти на какие-либо уступки: по ее мнению, заявленные трудности плохо скрывали нежелание идти к положительному результату. Бездействие было ей невыносимо. 30 июля она села на поезд в Вену, на следующий день встретилась с Андраши и снова стала нажимать на мужа, чтобы тот уступил просьбам венгров.
Между супругами состоялся бурный разговор. Елизавета настаивала, Франц Иосиф не соглашался. Императрица ничего не добилась: она даже призналась Андраши, свидетелю ее неудачи, что не надо дальше питать надежду. Через день она в ярости решила вернуться в Буду и оставить мужа в одиночестве. Франц Иосиф, любивший жену, признался ей, что огорчен: «Скорее вернись ко мне… ведь ты была резкой и категоричной. Я люблю тебя так, что не могу жить без тебя». Елизавета заперлась в будуаре и отказалась выходить. Напряжение поднялось до предела. Император, теряя терпение, написал жене раздраженное письмо и назидательно заметил: «Я нарушу свой долг, если буду придерживаться исключительно точки зрения венгров, как это делаешь ты, и пренебрегу страной, которая по причине своей стойкой верности, перенесла неописуемые страдания».