Вепрь

«Семерка» завелась с полоборота, никакого тебе закона подлости, все чин чином, как и должно быть с ухоженным и отрегулированным движком. С места он не рвал, нормально тронулся, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание, хотя сердце так и ухало об ребра. Выезд на большак, но тут все в порядке, горит зеленый. На всякий случай бросил взгляд по сторонам, а то зеленый – это еще не все, лучше перестрахуйся. Стоит КамАЗ с фурой, вторую полосу не видно. Да и бог с ней, зеленый же. А вот хрен с два!!!

Глава 2 Налево пойдешь…

«Газель» неслась как угорелая. Куда, спрашивается, и с какой стати водитель решил строить из себя крутого гонщика?.. А может, он был пьян или просто прозевал сигнал светофора. Да кто ж его знает, что там случилось. Вот сейчас Виктор осмотрится по сторонам и, если встать сумеет, обо всем и спросит этого идиота. Капитально он в бочину вошел. По всему получается, вся левая сторона должна собой представлять одну сплошную отбивную, потому как он отчетливо помнит стук, треск сминаемого металла и разрываемой обшивки, а еще помнит, как этот металл наваливается на него любимого, вызывая адскую боль… Но вот отчего-то нигде не болит. Вернее, болит почему-то только голова, а все остальное – вполне нормально.

Воздух какой-то чистый… Нет, не так. Он наполнен разными ароматами и свежестью, как бывает только в лесу или в полях. Голоса птичьи… это на центральной-то улице города, где за шумом машин никакую пичужку не услышишь. Хотя скверик там неподалеку был, может, его туда отнесли… Нет, ну вот надо же, как день не задался! А все через красавицу: «Молодой человек, вы свободны?» Свободен, блин. Теперь, похоже, от многого свободен. И все же почему это машин не слышно? Скверик не скверик, а на дороге, проходящей поблизости, ни днем ни ночью движение не прекращается, разве что поток ослабевает. А может, ночь уже? Но почему тогда птиц слышно?.. Со стороны могло показаться, что Виктор долго и упорно обкатывал все эти мысли, но на самом деле они пронеслись с огромной скоростью.

Едва разомкнув веки, он тут же зажмурился от ударившего в глаза солнечного света и поплывших разноцветных кругов. Да-а, знатно его деревом привалило, видать, вон взор как помутился… Глядишь, еще отпустит. Не стоит спешить, надоть двигаться тихонько, неторопко, будто зверя выслеживая… Хоть он не охотник, промыслом живущий, однако всякого в жизни попробовать пришлось.

Стоп. Какое дерево? Какой зверь? Он в жизни ни разу на охоте не был, ну если не считать таковой операцию в зеленке. И вообще его машина приложила. Дорожно-транспортным происшествием это событие называется или, если хотите, автокатастрофой. Что это за мысли о деревьях? Ага, еще и буря какая-то припоминается. И на каком это он языке про дерево подумал? Какая-то дикая смесь из украинских, белорусских и польских слов. Нет, он мог кое-как разговаривать по-украински, понимал кое-что, но если начинали говорить бегло, очень даже запросто мог потерять нить разговора. С польским и белорусским и вовсе швах, лишь отдельные слова знает… ну, может, с трудом кое-что и понял бы. Но вот ассоциация именно с этими языками. Бред какой-то.

Бред. Ну да, а что же еще-то. Он опять приподнял веки. На этот раз вроде полегче: и свет не так режет глаза, и кругов поменьше… постепенно они и вовсе пропали, а взору предстала занимательная картина. Находится он, оказывается, в лесу. Ну никак это место не походит ни на парковую посадку сквера, ни на лесопосадку, огораживающую поля. Вот как есть лес. Причем лес худой: на дрова вполне годится и кособокую постройку, если что, можно сладить, бог с ним. Но не строевой. А тут строевого леса отродясь не водилось: деревья высокие, но все больше вяз, ясень да клен, есть бук и дуб, но тоже не особо стройные. Тут пока заготовишь хорошие бревна, можно не семь, а двадцать семь потов согнать, а на выходе получить мелочь. Хм… а откуда он все это знает?.. Так его бред, не дядьки чужого. Да, тоже верно…

А вот и дерево, которым его приложило во время бури. Но, судя по размерам, Виктор его все же не головой принял, а как-то вскользь оно прошло, иначе тут никакая черепушка не выдержала бы, ствол-то кривой, в поперечнике никак не меньше пятидесяти сантиметров, длина приличная, да и крона широкая. Вяз, именно вяз. Падая, он еще и сильно замедлился, пока своей кроной проминался сквозь другие деревья.