Вепрь

— Все уж. Нечего нашим там делать. И еще. В рубку не лезть, ворога с расстояния бить. Этим вы куда более наворотите, чем сабелькой махая, да и себя убережете.

Приглядев себе позицию, Виктор сложил все оружие, кроме пистолей, попросил служивых присмотреть, а сам перемахнул через вал и направился в чистое поле, неся на плече мешок. Ноша нелегкая, веревка больно впивается в плечо, но тут уж ничего не поделаешь. Положи его на загривок, так и вовсе кисло будет, там есть чему давить на тело — чай, не лебяжий пух. Уже светло, но солнце еще не поднялось, оно и к лучшему. Волков и так взопрел, а если солнышко светило бы, так и вовсе потом изошел бы.

— Ты куда? — Стрелецкий десятник внимательно смотрел на Виктора. Есть чему удивляться: работы уже все прекратили, люди отдыхают. Противник ожидается вот-вот, а этот в поле собрался, где ни единой души сейчас.

— Дело одно есть.

— А-а. Ну ты, мил человек, имей думку, что там, за рогатками, шагов на полста, волчьих ям накидано что блох на бездомной собаке.

— Ага. Спасибо, учту.

Вал получился не особо высокий, да и не вал, а скорее бруствер: от дна неглубокого и широкого окопа до верхнего уреза едва полтора метра. Перед валом расположились колья, довольно густо и косо вкопанные в шахматном порядке, дальше — ручей, перед которым пара рядов рогаток. Просто поразительно, сколько можно успеть сделать за неполные день и ночь. Славно потрудились, а главное, не зря. Эта нехитрая фортеция позволит несколько замедлить продвижение противника, а там глядишь — и выиграть время для одного лишнего залпа. В предстоящем бою каждый выстрел будет важным. Чем больше они сумеют подстрелить на подходе, тем с меньшим числом врагом придется драться врукопашную. В том, что до этого дойдет, Виктор не сомневался: народ тут упертый, не то что его современники, переть буром будет, несмотря ни на что. Так что труд не напрасный.

Ага, а вот тут аккуратнее надо. Тут начинается полоса волчьих ям, штука крайне неприятная. Копается небольшая, сантиметров тридцать на тридцать, яма, глубина которой сантиметров пятьдесят. В дно вгоняется три или четыре заостренных колышка. Сверху все это прикрывается тонким слоем дерна, так что и не сразу заметишь, а если в атаку бежишь, так и вовсе шансы малы. Наступи на такую — и тут же провалишься по колено. Даже если обувка слишком хороша и предохранят от кольев, остается еще и весьма высокая вероятность получить перелом.

Это местная технология, Виктор к ней не имел ни малейшего отношения. Но использовалась она очень редко, потому как применить ее можно лишь в оборонительном бою. Но тут эти ямки были как нельзя кстати, потому как Градимир рассчитывал вести бой именно от обороны. Измотать, нанести максимальные потери и контратаковать. Славены могли себе это позволить, гульды — нет. Последним во что бы то ни стало нужно загнать брячиславцев в крепость и встать лагерем на торговом тракте, иначе весь их поход не что иное, как фикция. Поэтому сомневаться не приходится, они будут атаковать.

Отойдя от рогаток на сотню шагов, Виктор приступил к осуществлению задуманного. Извлек две рогатины, быстро вбил заостренные концы в землю, приладил картечницу, взглянул в прорезь, подправил прицел, чтобы не задирало вверх (не для небес припасен свинец, так что нечего его в белый свет выпускать), укрепил веревкой и начал разматывать бечевку растяжки, продевая ее в кольца на концах колышков, вгоняемых в землю. Высоты травы вполне достаточно, чтобы растяжка не бросалась в глаза. Пройдя вперед на десяток шагов, он повернул под прямым углом и сделал еще десяток шагов. Достаточно. Противник будет наступать плотными рядами, так что промазать парни не должны ни при каком раскладе. Вернулся к картечнице, взвел курок, проверил состояние. Порядок. Полегчавший мешок — на плечо, сделать два десятка шагов вправо и все повторить.

— Чего там бродил? — Давешний десятник не только спрашивает, а всем своим видом изображает любопытство. Оно и понятно: вышел в поле с каким-то тяжелым мешком, возился там с чем-то, а вернулся налегке.

— Ворожил на гульдов.

— А твои чего? Я ить видел, что все в поле пошли, эвон двое и сейчас что-то делают.

— И они ворожат.

— А нормально сказывать уж не можешь?

— Меньше будешь знать, лучше будешь спать. — Вот же настырный. Не иначе как сотенный послал. Сами-то они нипочем не опустятся до беседы с десятником из разбойных. Тать он и есть тать, и неважно, что бедокурил в чужой земле.

— Чуть солнце осветило пушки
И леса синие макушки,
А гульды тут как тут, —

продекламировал Виктор.

— Эка, как складно. Сам придумал?

— Нет, только «гульдов» вставил, а так один очень мудрый человек тот стих написал.

— Что мудрый, сразу видно, эвон как словеса подобрал складно. А еще чего можешь?

— Некогда. Вон они чай, гульды-то, уж появились. — Вот же растащило десятника на разумное, доброе, вечное. Сейчас здесь начнется и разумное, и доброе, и, самое главное, вечное, потому как очень даже многим этот самый вечный покой гарантирован.