Вепрь

От слов дородней женщины Смеяна – какое красивое имя! – потупила взор. Ее румянец разгорелся еще сильнее, а у Виктора поплыла голова. Все, спекся. Э нет, так дело не пойдет. Кто знает, чья она дочка? Хотя вряд ли боярская, скорее всего из челяди. Платьице простенькое – не старое, но и не новое, разве так одеваются бояре? Услужливая память тут же представила картины из прошлого Добролюба, ни одной боярской дочки в подобном одеянии ему видеть не доводилось. Опять же разговор простой, никак не господский. И повариха очень легко с ней общается, без пиетета. Но даже если девица из челяди, это ничего не меняет. Какому хозяину понравится, что его дворню обхаживают посторонние? А с другой стороны, какое ему дело. Впрочем, до такой-то красы наверняка дело есть. Однозначно есть.

– Это так, – наконец сумел совладать с собой парень, – к красоте твоей еще попривыкнуть нужно. Лик – словно Отец Небесный обрисовал, голосок журчит, словно ручеек весенний после морозов студеных…

– Э-э-э, скоморох, а ну осади! – вскинулась повариха. – Ишь запел, как соловушка!

– Да что ты, тетка Большуха, пусть сказывает, – взмолилась Смеяна.

– Я те дам «сказывает»! Прямо заслушалась. Поел, что ли?

– Поел.

– Ну и ступай с богом.

– Да куда ему ступать-то? – лукаво поинтересовалась девушка.

– На улицу пусть ступает. Ждан! Ждан! Где тебя носит?

– Тута я, тетка Большуха, – лениво отозвался парнишка, что привел Виктора на кухню.

– А ну проводи добра молодца на задний двор, пусть там ждет, пока с ним разберутся.

– Ага. Пошли, что ли?

– Да погодите вы, – не унималась Смеяна. – А что ты умеешь и звать тебя как?

– Звать меня Добролюбом, – охотно откликнулся скоморох. – А пробавляюсь я метанием ножей, жонглированием да тело скручиваю по-разному. Могу и бороться.

– А не покажешь ли свое умение? – Выражение лица – словно дите малое вожделенную игрушку просит, а глазищи… Вот интересно, он с ножами-то управится?

– Смея-ана, – строго исторгла Большуха, но ее голос не возымел нужного действия.

– Отчего не показать. Вот только нужно либо щит деревянный, либо стену, в какую будет дозволено ножи втыкать.

Девчушка бросила горящий взор на Ждана. Как видно, с развлечениями здесь все же было не очень. Глаза парнишки тоже загорелись. Немного почесав затылок, он вдруг выдал осенившую его мысль, тряхнув головой, как жеребец на выпасе.

– Мы с утра стол новый в саду сладили, а старый велели на дрова снесть, но его пока не разобрали. Чем не щит?

– Подойдет, – уверенно проговорил Виктор.

Устроить место для представления было делом двух минут. Стоило только выйти на задний двор, взять на пару со Жданом старую столешницу, вынести в сад и приставить к дереву. Вот, пожалуй, и все, площадка готова.

Добролюб никогда не приступал к метанию ножей сразу, предпочитая сначала разогреться, чему в немалой степени способствовали как акробатические номера, так и жонглирование. Возможно, причина заключалась в том, что ножи, элемент опасный, он приберегал для апогея выступления. Как бы то ни было, Виктор решил придерживаться той же тактики: коли скоморох был удачлив и с заработком проблем не имел, значит, и тактика верная.

Сальто с места вперед и назад, солнышко, хождение на руках с почесыванием носа, пока держишься на одной руке, или забавным почесыванием одной ноги другой, прыжки на руках и бег. Забрасывание ног на плечи с хождением опять же на руках. Он буквально выворачивался наизнанку, поражаясь возможностям своего нового тела. Вокруг смех, восхищенные вздохи и охи, а главное – ее смех, который он без труда выделял из общего гомона. Народу собралось преизрядно, никак не меньше трех десятков, в том числе прибыла и ворчливая Большуха. Вот угораздило же. После представления обязательно нужно перекинуться с ней парой слов, чтобы развить, так сказать, успех и завязать знакомство. А сейчас он выкладывался по полной, занимаясь лицедейством только для одного зрителя, для нее.

Вообще-то Виктор слегка погорячился. С акробатикой все было в порядке, как-никак зарядка многое расставила по своим местам. С ножами тоже оказалось все хорошо: часы, убитые на их метание, позволили наладить координацию. А вот с шарами он явно просчитался. Он понял это, едва взял в руки первые три шара размером со среднее яблоко, раскрашенные во все цвета радуги. Они были не особо тяжелые, деревянные, но суть не в том. Едва он подбросил первые, как руки его запутались, подхватить он сумел только один, два упали на землю. Если вам приходилось наблюдать за человеком, который впервые взялся изображать из себя жонглера, то картина понятна.