Вепрь

Заложив руки за спину, он расхаживал по периметру склепа, словно бы измеряя шагами протяженность живописного полотна. Щебенка омерзительно хрустела под его сапогами. Действующие лица были оживлены и активны, бездействующие — утомлены и подавлены. Тимоха, опустившись на корточки, грыз ноготь. Брат его дремал, прислонившись к стене. Обрубков, который стоял, опершись на ствол винтовки, отчего-то напоминал мне Зеба Стампа с иллюстрации к роману „Всадник без головы“, но только — однорукого. Гигант Филя сидел в углу и всхлипывал, уткнувшись в шапку лицом. Зарезанный Никеша был товарищем его детства.

— Ты чего людей истязаешь, Пугашкин? — не сдержался Гаврила Степанович. — Отпусти людей. Они всю ночь глаз не смыкали.

— Я что, — ощерился следователь, — с каждого подписку о невыезде должен взять?

— Кто мог выехать, давно уже отсель выехал. За исключением вон того малохольного. — Егерь кивнул в мою сторону.

Пугашкин демонстративно отвернулся от егеря, давая понять, что дебаты окончены.

— Как там у тебя, Евдокия?

Пока медэксперт занималась телами Никеши и Ахмета, криминальный фотограф Василий терзал вспышками призраков рода Белявских. Стараясь ни на что не наступать, он, словно шмель, тяжело порхал с места на место.

— Два трупа, — доложила следователю результаты поверхностного осмотра Евдокия Васильевна. — Один — со множественными огнестрельными ранениями в области плеч, грудины и паха, предположительно винтовочными пулями и крупной дробью пока не уточненного калибра.

— Пятеркой, — уточнил Тимофей.

— Крупной дробью! — повысила голос Евдокия Васильевна. — Второй — с режущим ранением в районе горла. Предположительно — остро заточенным предметом.

— Разберемся, что там в области, а что в районе, — поджал губы следователь.

Евдокия Васильевна выпрямилась и, стянув прозекторские перчатки, потянулась. Грудь ее при этом приподнялась. Приподнялся и Тимофей, возбужденный запахом резины, исходившим от медицинского эксперта. Старший Ребров тоже беспокойно заерзал.

— Где у вас тут можно руки помыть? — спросила Евдокия Васильевна, брезгливо осматриваясь.

— А в бане! — засуетился Семен. — И руки, и все, что вам угодно!

— Мне угодно все, — медэксперт смерила его с ног до головы опытным взглядом и плотоядно улыбнулась.

— Так я пошел? — Бравый танкист сунулся было в лаз.

— Через дверь сподручнее, — заметил Гаврила Степанович. — Портки не сползут.

Каменная дверь, ведущая из часовни в склеп, была широко распахнута еще до приезда следственной бригады, вызванной по телефону. Дневной свет, заливавший часовню сквозь выбитые окна, достигал и сюда, превращая кромешную темень и тусклые сумерки.

— Куда пошел? — рявкнул следователь, не отрываясь от заполнения протокола на гранитной крышке погребальницы.

— Так баню топить! — горячо пояснил Семен Ребров, натягивая шлем.

— Отпусти ты его, Геннадий. — Евдокия открыла той дюралевый, болотного цвета чемоданчик.

— Вот это верно! — убирая камеру в кожаный футляр, поддержал ее Виктор. — Отпусти потенциала! Сами выясним, ху из ху!

Пугашкин заколебался, но медэксперт убедила его, что называется, мановением руки. Пузырек с медицинским спиртом был к месту и как дезинфицирующее средство, и вообще как средство.

— Проваливай!

Едва Пугашкин дал слабину, Тимоха моментально взял стойку.

— Одному не растопить! — заволновался он радостно. — Одному там делать нечего! Там дров одних и одних веников замочить в шайках…

— „Шайка“!.. „Замочить“!.. — морщась, перебил его следователь. — Что за лексикон? Наблатыкались тут! Светлая всем память!

Он глубоко выдохнул и опорожнил служебную мензурку.

— Мы мигом, Евдокия Васильевна! — Споткнувшись на бегу о ступени, Тимофей устремился вслед за братом. — Мы вас так отшлифуем! Живого углубления не останется!

— Вот-вот, — проворчал Обрубков. — Натаха-то последние зубы тебе и выбьет, как давеча ухватом.

— Коронки поставлю! — заорал уже из часовни Тимофей. — Мосты наведу! Броня крепка, полковник!

— Что это он вам все полковника присваивает? — ревниво спросил Пугашкин. — В личном деле такого звания за вами не значится, гражданин Обрубков.

— Дурак потому что, — отмахнулся Гаврила Степанович. — А вы, товарищ Пугашкин, личное дело выше общественного не ставьте. Вы зачем сюда приехали?

Пугашкин икнул.

— Запить, запить! — подсуетился Виктор. — Евдокия Васильевна! Не успеваете за ходом жизни!

— Значит, так. — Отстранив наполненную емкость, Пугашкин пустился вслух подводить итоги следственных мероприятий. — Серийный убийца проник в склеп из часовни около двадцати вечера с целью ограбления исторических памятников. Или нет. Он скрывался здесь от карающей десницы. Кстати, надо будет выяснить, кто его закуской снабжал.

— Продуктами, — уточнил задачу фотограф.