Вепрь

Хозяйка… Маленькая хозяйка, такая худенькая и беззащитная, всегда старающаяся казаться строгой и беспощадной… Она повсюду таскала его за собой, никому не доверяла, кроме него, своего преданного пса. И его ничуть не смущало, что он был всего лишь ее рабом. Понадобится шагнуть в огонь, чтобы доставить ей удовольствие, Ахмет не задумываясь сделает это. И если придется мстить за нее, он будет беспощаден…

И вот пришло время мстить.

Однако он почему-то не чувствовал в себе сил убить копавшуюся в бездонной сумке девчонку…

Со Славянкой же все происходило наоборот. С каждой секундой она чувствовала себя все увереннее, но испуганной маски с лица не снимала. На всякий случай.

Компакт-диск попадался ей в руки уже несколько раз, но она каждый раз откладывала его в сторону, потому что искала другое. Как только Славянка увидела, что Ахмет отпустил Женьку и убрал пистолет, мгновенно выхватила из сумки «парабеллум», отобранный у Краба, и, вцепившись в него двумя руками, направила на Ахмета. И сразу же растерялась, потому что не знала, что делать дальше.

— Подними руки, — велела она. — Подними, а то выстрелю!

Снова утерев слезу, Ахмет махнул на неё рукой и присел на край кровати.

— Ты что здесь расселся? — Славянка совсем растерялась. — Ну-ка встань и подними руки!

Он грустно взглянул на неё.

— Девчонка ты. Как ты, интересно, собралась убить меня, если даже не знаешь, как снимать эту игрушку с предохранителя? И поправь полотенце, у тебя титьки вываливаются. А лучше оденься и пойдём со мной. Уж я-то умею пользоваться оружием, поверь мне…

Ахмет встал и шагнул к ней. Славянка испуганно отшатнулась, но пистолета не опустила.

— Ты врёшь, — сказала она.

Впрочем, особой уверенности в её голосе не было.

— Ты врёшь, здесь нет никакого предохранителя…

Он со вздохом отобрал у неё «парабеллум», засунул его тоже за пояс и, взяв её за лицо, хорошенько встряхнул:

— Запомни, девчонка: предохранители есть на любом оружии. Как страховка. От таких идиоток, как ты… А твоя пушка — изобретение Люгера образца 1904 года, калибр 9 миллиметров, флотская модель — имеет еще и автоматический предохранитель, он не даст произвести выстрел, если пистолет держат не по форме, например, так идиотски, как его держишь ты. «Пара беллум» по-латыни, девочка моя, значит: «Готовься к войне»… Так ты будешь одеваться или будешь готовиться к войне? И не забудь диск!

Славянка вытащила из сумки диск, без всякого сожаления отдала его Ахмету и кинулась одеваться.

— Зачем я тебе понадобилась? Что собрался со мной делать?

Ахмет не отвечал.

— Куда ты меня ведёшь?

Он молчал все время, пока они шли к машине, молчал, когда через перекопанные улицы выезжали на центральный проспект, молчал, слушая вопросы Славянки. Однако она не унималась.

Ей было страшновато («Влипла я все-таки с этим чертовым диском, ох и влипла!») и в то же время ее занимало, зачем она понадобилась Ахмету. Мысль о том, что её хотят убить, в голову как-то не приходила. Для этого вовсе не обязательно было куда-то её вывозить. Он бы мог в одну секунду сломать ей шею там, в квартире.

Куда же он тогда её везёт?

Славянка рассуждала здраво. Только одного она не учла — Ахмет пока сам толком не знал, куда он направляется. Перемазанное кровью, искаженное гримасой ужаса и боли лицо маленькой хозяйки не выходило у него из головы, и временами он отключался от реальности, представляя себе, как будет мстить.

Они долго ехали неизвестно куда в полном молчании. Иногда Славянке казалось, что стоит ей попросить Ахмета остановить машину, как тот немедля сделает это, и она свободно сможет уйти куда захочет. Пару раз она даже попробовала окликнуть его, но он не реагировал.

Ахмет попросту не слышал её. Он пытался избавиться от назойливой картины: намыленный чулок на тонкой шее, но у него не получалось. Видение не исчезало.

Со стоном он затряс головой. И сразу же услышал, как сбоку завизжали тормоза, коротко рявкнул сигнал, и кто-то прокричал ему в открытое окно матерное слово.

Угрюмо покосившись, Ахмет съехал на обочину и схватился за голову.

Снова потряс ею, отгоняя преследующее его видение, и опять застонал, не в силах избавиться от него.

— Что с тобой? — удивленно спросила Славянка.

И тут он не выдержал. Хотел сдержаться (мелькнула мысль: «Никогда не плакал») и вдруг понял, что слёзы ручьями стекают у него по щекам, и он всхлипывает, вздрагивая плечами, как мальчишка, у которого старшие ребята отобрали велосипед.

— Ахмет, постой… — Славянка даже испугалась. — Что случилось? Объясни, не ной. Что-то с Лизанькой?

Он снова всхлипнул, вытер глаза и кивнул.

— Что с ней? Да объясни толком, перестань трястись!

Глянув на неё исподлобья, он в который раз провёл кулаком под глазами и сипло проговорил:

— Её пытались убить. Избили. Изнасиловали…

Голос его сорвался, и он замолчал. Сгорбившись, уткнулся лбом в руль.

Славянка почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.

— Но ведь… Когда это произошло? Я же рассталась с вами вчера вечером…

— Утром, — сказал Ахмет, не поднимая головы. — Сегодня.