Вепрь

Братья- танкисты разобрали гладкоствольную пирамиду, встали на краю могилы и прицелились в пасмурное небо.

- Равнение на жертву! - Паскевич поднял носовой платок, словно дуэльный секундант. - Прощай, дорогой наш товарищ Фаизов! Мир хижинам - война дворцам!

Последние слова его потонули в грохоте ружейного залпа. Вспугнутые вороны снялись с деревьев и, каркая, закружили над кладбищем.

- Что он сказал? - поинтересовался Тимоха, вытягивая из ружья пустые гильзы.

- Мир чижикам - война скворцам, - фыркнул Виктор.

- Товьсь! - Паскевич снова поднял платок.

- Скворцы весной прилетают, деревня! - Ребров-страший, заряжая по второй, смерил фотографа презрительным взглядом.

- Чижик-пыжик! - Тимофей рассмеялся. - Я одному долдону шапку спалил в заправочной! Клапан проверял!

После третьего залпа на кладбище въехала «Волга» Реброва-Белявского.

Оставив персональный транспорт, Алексей Петрович первым делом подошел ко мне и молча пожал мою мужественную руку. Откуда весь поселок успел проведать о моем беспримерном подвиге, до сей поры остается для меня загадкой.

- Опускайте! - распорядился Паскевич и, завершив таким образом официальную часть, приблизился к нашей группе.

Сломив мое вялое сопротивление, он обнял меня и трижды расцеловал.

- Витязь! - произнес он с чувством. - Лично буду ходатайствовать! С палашом и канистрой взял матерого! Какую смену воспитали, а?

Паскевич торжествующе оглядел собравшихся, и, ей-богу, глаза его светились гордостью за всех них. Настя, положив мне голову на плечо, улыбалась. Ее отец был отомщен - вот что имело значение, а болтовню своего начальника она и не слушала.

- Я хочу тебя, - прошептала она мне на ухо. - Прямо сейчас.

Обрубков наблюдал за происходящим с иронией. Паскевича он при этом как будто не замечал. Данное обстоятельство показалось мне очень странным. Прежде я не задумывался, отчего два старых боевых товарища избегали друг друга, и в самом ближайшем времени решил это выяснить.

Заметив, что братья-танкисты мнутся у могилы и медлят с погребением, Алексей Петрович окликнул Семена.

- В багажнике возьми, - бросил он презрительно, когда тот подскочил на зов хозяина.

- В багажнике! - крикнул брату Семен. Тимоха потрусил к «Волге».

- Есть! - Он поднял над головой ящик с водкой, словно футбольный кубок, вырванный в изнурительном финале.

Не дожидаясь продолжения торжеств, мы с Настей вслед за Гаврилой Степановичем вернулись к Никеше. Великан-лесничий с Чеховым так и не отошли от его могилы. Они уже разровняли холмик и водрузили деревянный крест, обложив его у основания хвойными ветвями.

Настя извлекла из брезентовой сумки четверть самогона и, расстелив на могиле чистое полотенце, выложила на него незатейливую закуску: холодные котлеты, лук и черный хлеб, нарезанный загодя. Затем она раздала нам граненые стаканчики, и мы выпили молча за упокой раба Божьего а, может, и не раба. Может, Никеша был самым свободным человеком из всех, кого я так и не узнал.

- А что, Гаврила Степанович, - прикурив сигарету, я осмелился на вопрос, давно меня занимавший, - верно ли в народе толкуют, будто ваша левая рука на погосте захоронена?

- Давно ль ты в народ наш ходить повадился? - Обрубков глянул на меня как-то со значением. - Участкового Колю Плахина все называли моей левой рукой. Андрей его этим прозвищем наградил: Левая Рука - друг индейца Гаврилы. Таких, как Плахин, поискать. Упорно свой долг исполнял и был уже близок…

К чему был близок участковый, Гаврила Степанович не досказал.

- Рядом с Андреем он лежит, отцом Настиным.

СОРОКИН

Изучая при свете настольной лампы обратную сторону бубна, я заметил на его обечайке изображения каких-то насекомых. Миниатюры эти, нанесенные, скорее всего, красной тушью при помощи тончайшего пера или подобной же кисточки, возбудили во мне живейший интерес. Когда надолго погружаешься в стихию недомолвок и постоянных инсинуаций, где господствует акустический и оптический обман, только мельчайшие детали позволяют тебе отличить замшелый камень от хищника, подстерегающего добычу. С некоторых пор я всему придавал значение и, как оказалось, не ошибся. Мастерство исполнителя, помноженное на царапины и трещинки, испещрявшие темное от времени дерево, лишали меня возможности рассмотреть рисунки и даже сосчитать их - так близко они были посажены - без увеличительного стекла.

- Откуда на тебе бабушкин свитер? - Настя дожидалась меня в постели. При этом она поднимала и опускала ноги, накрытые простыней. Казалось, нос белоснежной лодки плавно вздымался на волнах и резко нырял в пучину. Анастасия Андреевна делала упражнение, описанное в брошюре для беременных женщин.

- Ты меня будешь сегодня укачивать? - Одно и то же она никогда не спрашивала дважды.

- Разве тебя еще не укачало? - Отложив в раздражении бубен, я стал раздеваться.

- Опять все напутал. - Ее голос прозвучал за моей спиной снисходительно и ласково. - Это меня должно нервировать поведение будущего отца. Так в руководстве написано. Еще меня должно мутить, но не мутит. Приливы и отливы должны чередоваться. Где они?