Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры

Это подкрепляется и другим рядом фактов. Так, анализируя собственные имена одной из новгородских берестяных грамот XV в., А. И. Попов и M. М. Хямяляйнен приходят в сущности к одному выводу (хотя их суждения и различаются в деталях), что некоторые собственные имена грамоты могут быть приурочены к Пудожскому краю и этимологизированы из прибалтийско-финских языков, в частности из вепсского. К этому следует добавить, что здесь, судя по актам, довольно широко еще в XVI в. бытовали такие прозвища, как «Белоглазой» (ср. прозвище вепсов «Чудь белоглазая»), и имена вроде «Чудинец» и т. п. Наличие у пудожан ряда существенных этнографических признаков, роднящих их культуру с культурой вепсов («финское» положение стола в избе, бытование характерных элементов одежды и проч.), также говорит о том, что в этническом отношении древняя пудожская Чудь представляла собою часть Веси-вепсов.

Особенного внимания заслуживает сообщение «жития» Лазаря еще потому, что в качестве одного из важнейших мотивов повествования здесь присутствует сюжет о борьбе местного чудского населения, принуждавшего монаха-захватчика не раз покидать облюбованное место. «Многажды оставлях место сие святое», — рассказывает Лазарь. Присутствие этого сюжета весьма типично для ряда северных житий. Житие Антония Сийского, датируемое второй половиной XVI в., содержит упоминание о борьбе местных жителей против монахов. Житие Кирилла Челмогорского — основателя монастыря, расположенного близ г. Каргополя, — разные списки которого относятся к XVI и XVII вв., хотя речь в них идет о событиях конца XIII–XIV вв., также повествует о сопротивлении Чуди внедрению монахов. Наконец, в сказании о возникновении самого Каргополя (дошедшем до нас, к сожалению, лишь в позднейших пересказах XVIII в., в сочинениях Г. Р. Державина, П. Б. Иноходцова и Географическом словаре Щекатова), которое частью восходит к тому же житию Кирилла Челмогорского, но в значительной мере — к какому-то другому, нам неизвестному источнику, тоже рассказывается о столкновениях монахов с чудским населением.

Социальный смысл всех этих рассказов совершенно ясен. В своеобразной и яркой форме до нас дошли отдельные эпизоды широко развертывавшегося в ту пору процесса развития феодальных отношений на Севере, выразившегося, в частности, в захвате монастырями крестьянских земель и образовании монастырского землевладения. Эта сторона вопроса историками разработана вполне убедительно. Гораздо меньше внимания обращено на другую его сторону, а именно на то, что указанный процесс в данном случае имел ту особенность, что происходил в своеобразной этнической среде, и это-то обстоятельство и донесли до нас рассмотренные выше источники. Упоминания в них Чуди, т. е. вепсов, не пустой звук, не общая стереотипная риторическая фигура, потребная для обрисовки образа того или иного «подвижника», а отражение реального процесса расселения заметных групп вепсского населения, что подтверждается рядом весьма веских этногеографических данных.

В середине XVIII в. долго живший в России шведский горный мастер Шёнстрём свидетельствовал, что близ Каргополя жители говорили на «испорченном финском» языке (на это свидетельство ссылается и Д. В. Бубрих). В «Списках населенных мест» Олонецкой губернии население вокруг оз. Водлозера в Пудожском уезде и в северо-западное прибрежье оз. Лача (около Каргополя) названо «обруселой Чудью», что дало основание В. А. Гаврилову даже включить последнюю территорию в число местностей, заселенных вепсами в конце 20-х годов. Конечно, к этому времени ассимиляция здешних групп вепсов уже вполне завершилась, но это нисколько не умаляет значения обоих фактов для реконструкции прошлого.

Но особенно важен аргумент, вытекающий из обитания в бывшей Исаевской волости (теперь Чернослободский сельский совет Вытегорского района Вологодской области, расположенный на границе с Каргопольским районом Архангельской области) группы теперь уже обрусевших вепсов. Эту группу обнаружил Ги Базилье, побывавший здесь в 1887 г. Спустя 75 лет, в 1962 г., нам также удалось побывать в Исаеве и установить, что многое в сообщении Базилье заслуживает полного доверия. Жителей Исаева до сих пор иногда называют кайбанами, а прежде звали и чухарями, как и других вепсов. Наиболее глубокие старики знают, по рассказам своих отцов и дедов, что в одной из деревень волости — в дер. Угол (сейчас там остался лишь один дом, в котором живет приезжая старуха) — говорили «по-чудски». В одном только Базилье ошибся: в утверждении, будто бы вепсы были там поселены по приказу какого-то помещика. Действительно, бытует предание, относящееся к соседней русской деревне Холуй, теперь уже не существующей, о том, что первые ее жители были куплены в Белозерщине «на вывод», но в других деревнях население решительно заявляет, что жило здесь «вечно».