Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры

Разделы крестьянских семей еще не вели к формированию малых индивидуальных семей в качестве самостоятельных единиц. Если это* и происходило, то крайне редко и было не правилом, а исключением. Обычно же выделившиеся малые семьи через некоторое время разрастались снова в большие. Показания писцовых книг на совместное проживание в семьях «детей» (сыновей) едва ли верно толковать в том смысле, что только в таких семьях нужно видеть большие семейные общины. Писцы ведь не имели единого способа записи и вносили в книги, по-видимому, лишь глав семей; если же глава семьи был стар или вообще нетрудоспособен, записывались взрослые сыновья.Большая семья как социальный институт, таким образом, еще не была поколеблена.

Среди исследователей нет единого мнения по вопросу о времени, к которому следует относить начало разложения больших семейных общин. Так, Л. В. Данилова полагает, что патриархальная семья в Обонежье находилась в стадии распада уже в XV в. М. В. Витов относит период распространения, а возможно, и преобладания малых семей к концу XVII столетия. Главный аргумент Л. В. Даниловой, приводимый ею в поддержку своей точки зрения, состоит в привлечении сведений о развитии своеобразной формы частной собственности — долевого землевладения, при котором крестьянин получал право собственности не на тот или иной конкретный участок земли, а лишь на идеальную долю в деревенском или дворовом владении.

Этот довод был бы и в нашем случае вполне убедительным, если бы удалось доказать достаточно широкое распространение у вепсов той поры названной формы частной собственности, чего пока что сделать не удается. В нашем распоряжении имеется лишь четыре документа, свидетельствующих о существовании подобных отношений в Вытегорском и Андомском погостах и Юксовской волости. Ясно, что даже в количественном отношении число свидетельств не идет в сравнение с обилием такого рода документов в Двинском Поморье, где они впервые были открыты и изучены. Все наличные документы, говорящие о долевом землевладении, происходят из окраинных местностей основной территории расселения вепсов, где данное явление складывалось под прямым воздействием связей с русским крестьянским населением. Кроме того, только в двух из четырех известных документов речь идет о владении долями земельных участков, в остальных ведется спор о долевой собственности на сенокосный участок и мельницу. Наконец, лишь в одном документе говорится о том, что отношения долевого владения установились между членами семьи, в прочих же случаях такие отношения фиксируются между «соседы», «меж своими товарыщи». Нет никаких фактических оснований предполагать, будто разложение семьи зашло настолько далеко, что составители документов считали излишним упоминать о своих родственных связях. Остается лишь признать, что в вепсских погостах долевое землевладение даже в XVII в. (а названные документы относятся к середине и второй половине столетия) широкого распространения не получило, и, следовательно, большая семья продолжала оставаться главной формой семейной организации и в XVII в., и позднее.

Мы, к сожалению, очень мало знаем о внутренней жизни вепсской семьи. Судя по позднейшим этнографическим данным, ее главою считался старейший член — дед или отец (izand хозяин’), а его жена выполняла функции большухи (emag). При заключении браков, можно думать, вепсы сначала обращались к своим жрецам или «арбуям» (cp. arboida ’гадать’),а уже после этого к попу. Те же жрецы нарекали имена младенцам, отправляли жертвоприношения во время похорон.

При вступлении в брак семья обеспечивала девушку приданым, которое считалось ее собственностью. После смерти мужа вдова имела право получить приданое в натуре или его полную стоимость, если она уходила из семьи мужа. Кроме того, бездетная вдова имела право претендовать на «пожилое» — заработок за прожитые в семье мужа годы, так как в этом случае она рассматривалась не в качестве члена семьи, а лишь как наемная работница. Существовало примачество. Примаки (koda vävii) находились в тяжелом зависимом положении. В случае расторжения брака или смерти жены примак имел право лишь на получение своего «приноса», который фактически приравнивался к приданому девушки, а также и на «пожилое».[40]