Как уже было сказано, в настоящем исследовании для воссоздания истории этнического развития и формирования культуры вепсов используются разнообразные категории и типы источников, содержащих требующиеся для этого сведения: различные виды письменных памятников (летописи, описания путешествий, писцовые книги, акты и проч.), данные языкознания (топонимика, культурная лексика и лексика заимствований, факты диалектологии и проч.), археологические свидетельства (инвентарь из курганных некрополей юго-восточного Приладожья и проч.), материалы антропологии (скульптурные реконструкции по краниологическим данным, данные об обследовании живых объектов), фольклорные материалы (исторические предания и легенды) и этнографические описания. И хотя реальные доли участия каждого из перечисленных типов источников в освещении изучаемых процессов неодинаковы, роль любого из них не может быть уменьшена без ущерба для результата всего исследования. Наряду с этим нелишне отметить, что в основу работы положены все-таки свидетельства письменных источников, показания которых поверяются и корректируются всеми доступными средствами.
Несмотря на то что в целом количество используемых в работе источников велико, их распределение по отдельным периодам и географическим районам оставляет желать лучшего. Особенно слабо обеспечены источниками наиболее ранние периоды истории вепсского народа. Сравнительно мало сведений имеется о вепсах, расселившихся на далекой северо-восточной окраине области их обитания — в Заволочье. Это обстоятельство заставляет особенно бережно обращаться с имеющимися немногочисленными источниками, относящимися к периодам и местностям, слабо ими обеспеченным.
Заслуживает упоминания и нуждается в специальной оговорке также вопрос о том, насколько полно зарегистрированы и изучены в настоящей работе источники, в составе которых можно ожидать обнаружения фактов, касающихся вепсской истории. Мы стремились, разумеется, к максимальной полноте. Для этой цели использованы и уже известные опубликованные источники, и впервые вводимые в научный оборот материалы, хранящиеся в архивах и музеях, и сведения, собранные во время экспедиционных этнографических обследований вепсов и соседних с ними народов.[2]
Но было бы, по меньшей мере, наивно полагать, будто мы исчерпали все возможности пополнения фактической основы изучения поставленной проблемы, будто круг источников замкнут и нет надежды сколько-нибудь заметным образом его расширить. Опыт, правда, показывает, что рассчитывать на скорое приращение некоторых категорий письменных источников не приходится: такие находки редки. Вместе с тем если исключить эти категории, то уже теперь без боязни серьезно ошибиться можно предсказать сильное возрастание в будущем количества и роли данных археологии, языкознания, антропологии, этнографии и фольклора. Труднее прогнозировать, насколько сильно скажется это обстоятельство на выводах, которые теперь приходится делать, основываясь на наличном материале. Есть основания предполагать, что в ближайшем будущем поводов для коренного их пересмотра не возникнет.Самый факт принадлежности вепсского языка к прибалтийско-финской группе финно-угорской языковой семьи, факт, установленный еще в 20-е годы прошлого столетия, определенно указывает направление, в котором должно вести работу по выяснению этногенеза вепсов; факты, отражающие историю языковых контактов вепсов с другими народами (заимствованная лексика и т. д.), подсказывают пути и приемы определения этнокультурных взаимодействий. Неудивительно поэтому, что лингвистика, ранее других наук сформировавшаяся в самостоятельную отрасль знания, и здесь, как и во многих других случаях, оказалась, так сказать, в авангарде и по постановке проблемы, и по приступу к практическому ее исследованию. Этот приоритет языкознания, кстати сказать, отчасти сохранившийся и до сих пор, породил некоторую недооценку выводов других наук, поставил лингвистов до известной степени в особые условия, в которых им принадлежала роль не только инициаторов, но и судей: ими произносилось последнее слово при определении истинности той или иной теории, касавшейся вопросов этногенеза и начальных этапов этнического развития вепсов. Недаром большая часть таких теорий сформулирована именно языковедами.
Несмотря на то что постепенное накопление самых разнообразных материалов, сопровождавшееся их критической оценкой, должно, казалось бы, способствовать прояснению проблемы, этого, в сущности, не происходило. Здесь сказывалось не только непонимание исследователями внутренних связей между различными сторонами процесса этнокультурного развития вепсов и разнородными фактами, отражающими эти связи, но и отсутствие верных методологических предпосылок, преобладание в науке идеалистических социологических концепций как общего, так и более частного порядка, в которых нашли выражение далеко не одни лишь научные поиски и заблуждения того или иного ученого, но также интересы господствующих классов.