Читаем Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры полностью

В связи с позднейшими влияниями в преданиях о Чуди появились и некоторые сравнительно более новые, поздние, элементы. Так, например, в ряде случаев предания рассматриваемого подцикла о страдающей Чуди контаминировали с широко распространенными народными рассказами о кладах. Подобная

контаминация выглядит как вполне естественная и закономерная, и включенный рассказ, как правило, функционирует в качестве концовки: «В Золотой Горе, говорят, скрыты многие клады и сокровища Чуди, и можно слышать даже, как звенит золото, которое рассыпают духи горы в часы полуночной тишины».

Другой относительно поздней чертой следует, видимо, считать христианский элемент в преданиях. Его возникновение (конечно, предположительно) может датироваться XI в. Но и в последующие века историческая обстановка давала обильный материал для того, чтобы языческо-христианский конфликт нашел отображение в преданиях. Это касается в особенности мотивировки причины гибели Чуди, которая выглядит в некоторых преданиях выдержанной точно в традициях православного христианства с его культом «святых» и чудесами: Чудь разбегается, узнавши о миссионерской деятельности того или иного «подвижника»; Чудь, не пожелавшая креститься и насмехавшаяся над церковью, чудесным образом ослепла и перебила друг друга. Аналогичные мотивы прослеживаются как в письменной традиции, так и в упоминавшихся преданиях о «панах».

Особенно интересно и важно отметить еще один мотив в подцикле о страдающей, побежденной Чуди, мотив, служащий в ряде случаев как бы эпилогом предания. Впрочем, иногда он бытовал и отдельно. Этому мотиву мы склонны придавать принципиальное значение, видя в нем один из очень существенных моментов отраженной в фольклоре исторической концепции, созданной самим народом. Речь идет о том, что население, среди которого имели хождение предания, хранило представления о родстве с Чудью преданий. Смысл этого мотива-концовки в стремлении подчеркнуть ту мысль, что не вся Чудь погибла, часть ее сохранилась, слилась с русскими (или вообще современным населением). «Предание Дмитриевской волости говорит о Маныпинском городище, будто там нашли себе смерть последние представители. Чуди, обрушившие на себя землю в глубоком погребе. Сохранилась даже деталь об одной чудской девке, вырвавшейся из погреба и убежавшей к осадившим городище русским».

Можно установить две разновидности такой концовки. Впервой разновидности повествуется о происхождении от уцелевшей части Чуди населения целой деревни, даже нескольких деревень.

Так, одно предание, происходящее из Вытегорского уезда, имеет следующий эпилог: «Только два-три человека уцелели от этой шайки и поселились в деревне Никифоровой, от которых жители последней и теперь называются «каюрами черноухими»…«В Пудожском и Каргопольском уездах, в Поонежье и Подвинье весьма часты указания на то, что жители соседних русских деревень заявляли, будто бы население одних из них произошло от новгородцев, других — от шведов (так чаще всего называли финнов-суоми), третьих — от Чуди.

Другая разновидность эпилога-концовки рассказывает о происхождении от древней Чуди конкретных семей, фамилий, поколений. «Некоторые крестьяне, — сообщает П. С. Ефименко, — производят свои фамилии от новгородских предков, другие от чудских: например, Чугаевы».

Это последнее обстоятельство, а именно стойкость представлений, исторических воспоминаний среди населения о родстве с древней Чудью, о которой сложены и передавались из поколения в поколение предания, возможно, объяснит в определенной мере и отмеченное ранее двойственное отношение (как к священному и в то же время — греховному) к этой Чуди Чудь — это предки, и память о них священна для потомков; вероятно, указанные представления усиливались и довольно развитым культом предков. Осмысление Чуди как чего-то греховного, нечистого, надо думать, связано с поздними христианскими напластованиями.

Вот что, коротко говоря, представляют собою широко распространенные на Севере предания о Чуди. Приведенное (по необходимости очень, конечно, схематичное) их описание создает предпосылки для более детального изучения собранного фактического материала. Основанием к тому, как кажется, могут служить установление классификации преданий о Чуди, наличие определенных доводов в пользу признания исторической достоверности (в известных, разумеется, пределах и до известной степени) содержащихся в них сведений, возможность пока что, правда, еще предположительно выяснить хронологическое соотношение двух выделенных подциклов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых

Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.

Александр Анатольевич Васькин

Биографии и Мемуары / Культурология / Скульптура и архитектура / История / Техника / Архитектура
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука