Верь мне

– Втянулся. Планирую продолжать. Не зря ведь изучал все нюансы, воевал и утверждал свою власть. Парней всех подвязал. Ответственность большая. Бойка, к примеру, все ресурсы вложил, чтобы меня поддержать. Это будущее его детей. Я не могу их подвести. Пришло время работать на стаю.

– Ты молодец, – прошептала Соня. Выдержала паузу. И вдруг выдала то, что для меня стало огромной неожиданностью: – Я горжусь тобой.

Оцепенел, не зная, как правильно это отразить. В груди сделалось дико жарко, а по венам побежал ток.

– Тимофей Иларионович говорил, что ты мог бы стать хорошим прокурором. Но ты выбрал путь выше. Опаснее и тяжелее, – говорила Соня, пока я приходил в себя. – Теперь и я понимаю, что ты на своем месте.

– Ну а ты… – выдохнул я сипло. Неловко прокашлялся, на автомате скрывая волнение, которое охватило весь, мать вашу, организм. – Довольна Парижем? Хочешь там оставаться?

Когда Соня осторожно кивнула, мне показалось, что я вдохнул чадный дым. Обожгло не только глаза и слизистую носоглотки, но и все нутро.

Что мы будем делать, если она желает быть там, а я вынужден оставаться здесь? Как мы с этим справимся? Всю жизнь ведь на расстоянии не протянешь? Чем это, мать вашу, сейчас замаячило? Гостевой брак? Да ну на хрен!

Прижал кулак к губам, чтобы остановить поток слов, которые являлись ничем иным, как голыми эмоциями.

Я не мог просить Соню отказаться от своей мечты. Не мог.

Поэтому я замолчал. Не переставая, конечно, мусолить тысячи различных мыслей.

На обратном пути к Чарушиным в нашу квартиру Соня подняться отказалась. Сидела в машине, предоставив мне возможность в одиночку собрать необходимые вещи. Именно это решение я принял как знак того, что к физической близости она не готова. Ведь понимали оба, очутись мы наедине там, где когда-то были безраздельно счастливы, чувства вырвутся из-под контроля, и все непременно случится.

Конечно же, мне хочется, как выразился Тоха, закрепить мир.

Мать вашу…

На самом деле – больше. Глубже. Глобальнее.

Блядь…

Я рвусь прижаться к Сониным губам, вкопаться в ее тело, упасть в ее душу и отыскать, наконец, желанный покой.

Однако давить на Солнышко ради собственного умиротворения я, естественно, не собираюсь. Это не та цель, ради которой я готов рисковать. Я ставлю по-крупному и рассчитываю получить главный приз – смену с Богдановой на Георгиеву.

Дверь хлопает. Я не оборачиваюсь. По шагам узнаю, кто приближается.

– Ладно. Перегнул, признаю, – выкатывает Тоха, закидывая руку мне на плечи. – Ну, блядь… Не дуйся, брат. Хорош.

Тихо матерюсь, когда оставляет на моей щеке слюнявый поцелуй.

– Сука… – под одеждой дрожь неприятия идет.

Но, блядь… В итоге с ней и уходит напряжение. Смеюсь, потому что люблю, мать вашу, этого ублюдка. Тоха, легко отражая эту реакцию, ржет вместе со мной. Слегка извернувшись, кидаю ладонь ему на лопатки и неловко обнимаю.

– Какого хрена вы до сих пор здесь? – гремит за нашими спинами резковатый голос Чары.

Когда оборачиваемся, кроме него обнаруживаем Бойку и Филю. Обмениваемся каким-то абсолютно тупыми, как в юности, ухмылками и, выдав басом диковатый боевой клич, который раньше использовали перед особенно агрессивной игрой, а чаще все же перед дракой, едва не сваливая друг друга с ног, раскидываем руки и наваливаемся, пока не образуем неразрывное кольцо.

Клич повторяется. А за ним той же сцепкой летит наш хохот.

– Господи… Неандертальцы в деле, – комментирует пока еще Чарушина Маринка. – А я думала, что вы выросли!

– Сила не в возрасте, а в способности быть эмоционально свободным, – замечает с мягкой улыбкой Лиза.

Естественно, Тоха не может не выдвинуть свою версию.

– Моя сила у меня между ног, – заявляет он, подхватывая свою Маринку на руки. – А ты какого черта без куртки вышла? – возмущаясь, уносит ее в дом.

Варя прижимает ко рту ладонь и все равно хихикает. Пока Бойка, закидывая ее на плечо, не превращает этот смех в визг и не утаскивает следом за, наверное, уже можно сказать, Шатохиными. За ними, пританцовывая, смываются Лия с Филей. А потом и Чара с Лизой.

Мы с Соней, испытывая странное волнение, остаемся вдвоем.

Она обхватывает себя руками. Я же прячу ладони в карманы брюк и, приподнимая плечи, покачиваюсь на пятках.

– Красивое платье, – хриплю как сопливый пацан. Уставившись на Солнышко, с трудом моргаю. Роняю взгляд на напольное покрытие террасы. С шумом перевожу дыхание. И снова вскидываю вверх. Впечатываюсь в нее, буквально разбиваясь. – Ты красивая. Полностью. Вся.

Может, и звучу как идиот, но, глядя на Соню в этом красном платье, давайте, блядь, все-таки признаем очевидное: у меня железные нервы. Даже когда в дело вступает черная часть моей души, светлой стороне удается удерживать контроль.

– Спасибо, Саша, – благодарит Солнышко, практически сливаясь по цвету лица с платьем.

– Не за что, – выдаю я несколько растерянно.

Она улыбается. И мое сердце обрывается и, сука, ныряет в какой-то окоп. Дебилизм, конечно. Мертвому припарка. Словно что-то еще способно его спасти.

– Пойдем скорее, – протягивает руку. – А то пропустим бой курантов. Все уже за столом, наверное.