Это кажется почти невозможным, но, с другой стороны, ничто в этой сумасшедшей ситуации не следует какой-либо нормальной логике.
Фрэнк и Кэтрин уходят, все еще препираясь, однако я не могу расслабиться. Квартира меня угнетает. Оглядываясь на мусор и грязь, я понимаю, как это безвкусно, как одномерно, словно на съемках ужасной студенческой постановки или на шоу знаменитой ведущей, позволяющей себе кричать на всю аудиторию.
Змея, по-видимому, ночная, извивается сложным узлом у стены резервуара. Я понятия не имею, какого она пола, но в последнее время я стала называть ее Кэтрин.
Мне нужен свежий воздух.
Так и не переодевшись, я иду в клуб – просто для физической разрядки. Чтобы выйти на танцпол и почувствовать, что мое тело захвачено музыкой. У пожарного выхода стоит дилер, который дает мне две таблетки по цене одной, поскольку сейчас будний вечер.
К трем часам мое тело устает, а мозг все еще гудит. Я вспоминаю бар «Харлей» с мотоциклами, свисающими с потолка. И Брайана, австралийского бармена с кухонным полотенцем, заправленным в джинсы, выходящего со смены в три.
Конечно, когда я добираюсь до бара, он уже закрывается. Не нужно долго флиртовать, чтобы мужчина пригласил меня к себе, но по какой-то причине сегодня секс с незнакомцем уже не кажется магическим. Вместо чувства опасности и смелости это вызывает у меня ощущение некоторой бессмысленности.
Что бы и сколько бы Брайан ни говорил мне – я красивая, или удивительная, или страшная, или сумасшедшая, – человека, от которого я действительно хочу это услышать, все равно нет рядом.
Я возвращаюсь домой незадолго до полудня. В глазах песок, а во рту ощущение, будто флористы там расставляют цветы. Я вхожу и останавливаюсь как вкопанная, не уверенная в том, что вообще вижу.
За одну ночь это место преобразилось. Стены окрашены в нежный кремовый цвет. Черепа животных и реквизит комиссионки исчезли. Теперь здесь шведская мебель, диваны «Западный вяз», яркие турецкие ковры. Гитара и усилитель исчезли. Вместо них – высококачественные динамики «Сонос» шепчут классическую музыку. Рок-постеры на стенах сменили гравюры в выбеленных деревянных рамах. На стеклянном кофейном столике стопка книг по искусству о Джорджии О’Кифф и Тулуз-Лотреке. Словно по мановению волшебной палочки, змея превратилась в черепаховую кошку, лениво глядящую на меня с дивана.
– Ее зовут Августа, – говорит Кэтрин, выходя из соседней комнаты и видя, что я глажу ее уши.
– Да неужели?
– Думаешь, кошке нужно вымышленное имя? Разумеется, ее зовут Августа. – Где ты была?
– Мне нужно было отдохнуть. – Я указываю на новый декор. – Почему вы сменили интерьер?
Она смотрит на меня, пожав губы. На мгновение я думаю, что Кэтрин Лэтэм сейчас будет меня ругать, но она просто говорит:
– На будущее всегда бери ожерелье, хорошо? Нам нужно знать, что с тобой все в порядке.
– Микрофон был неуместен прошлой ночью, поверьте мне. Если только вы не хотите, чтобы у детектива Дурбана случился сердечный приступ.
Она игнорирует это.
– Отвечая на вопрос, я обдумала кое-что из того, что ты сказала. О Венере Черной и о Венере Белой. Возможно, тебе нужно быть больше Белой Венерой – чистой, элегантной красотой, которую он может вообразить оскверненной.
– Ух ты, – говорю я. – Вот это смена характера. Нужно обдумать…
– Ну, не думай слишком долго. У Патрика два билета на сегодняшний вечер.
– На «
Она кивает.
– Он заедет в семь – на автоответчике сообщение. А пока постарайся немного отдохнуть. Честно говоря, Клэр, выглядишь ужасно.
Ему нравится моя квартира. Именно в таком месте Патрик и представлял меня. Скромно, но с безупречным вкусом.
Я извиняюсь за слабый запах краски, объясняю, что недавно сделала ремонт.
Мы берем такси до театра, проходим мимо объявления о распроданных билетах и очереди на возврат. Я удивляюсь, как Фоглеру удалось достать эти билеты. Впрочем, он богат. Стелла происходила из богатой семьи. Поскольку они не были разведены, когда она умерла, Патрик унаследовал каждый цент.
Фрэнк сказал мне, что это одна из причин, по которой полиция заподозрила неладное. Если подумать – здесь отсутствует логика, ведь вряд ли Патрик виноват, что его жена богата. Тем более то, в чем Кэтрин подозревает Фоглера, не имеет никакого отношения к деньгам.
Мне снова кажется, что Кэтрин одержима Патриком. Если бы это была пьеса, то сломить его – это ее задача. Так Станиславский называл всепоглощающую внутреннюю потребность персонажа, приводящую порой к трагическим ошибкам.
Я просто надеюсь, что в этом случае она осознает, что не права, пока не стало слишком поздно.
Даже когда я думаю об этом, то понимаю, что это уже не так. Если это вообще когда-то было правдой.