Верь мне

– Давным-давно, когда я учился в колледже, у меня была девушка. Она была красива и умна, и я боготворил землю, по которой она ходила. По крайней мере, так мне казалось. – Он останавливается, собираясь с мыслями. – Но потом однажды вечером я увидел другую женщину. Она стояла там, у дороги. Проститутка. Что-то заставило меня снять ее… Это было откровение. Внезапно я почувствовал, что могу делать все, что у меня в голове. И она подходила мне во всем, о чем я мечтал, и подталкивала меня идти дальше. Я был одержим ею.

Мы проезжаем через туннель, натриевые лампы над головой освещают его лицо. Кажется, он этого не замечает: его взгляд устремлен куда-то в далекое прошлое.

– Продолжай, – тихо говорю я.

– Однажды ночью все зашло слишком далеко. Авария. Она знала, на какой риск мы идем. Ей просто не повезло…

Его руки на руле не дрожат, скорость не меняется. Но я вижу, как напряглись его плечи.

– Она умерла, – произносит он.

Я не могу говорить. «Прислушайся к своим чувствам», – наставлял меня Пол. Но что, если ты не знаешь, что чувствуешь? Что, если всего слишком много?

– Я говорю тебе это сейчас, – добавляет Патрик, – потому что не хочу, чтобы между нами были еще какие-то секреты. И потому что у тебя есть выбор. В моей сумке вместе с двумя билетами в Париж есть билет в один конец до Лондона. Если хочешь, можешь лететь к своей прежней жизни. Или остаться со мной. Все зависит от тебя, Клэр. Но прежде чем решить, знай, я люблю тебя.

Мы выезжаем из туннеля. Я долго смотрю в окно на мелькающий бесконечный город.

Я

Хочу остаться с тобой.

И я счастливо улыбаюсь ему. Потому что лучше, чем делиться своими плохими секретами, может быть лишь то, когда человек, которого ты любишь, делится ими с тобой.

100

Патрик забронировал номер в крошечном отеле рядом с Триумфальной аркой, в тихом изящном доме восемнадцатого века. Я распаковываю вещи и, пока его нет, расслабляюсь в огромной белой ванне.

Когда он возвращается, то отказывается рассказать мне, где был.

«Договаривался», – загадочно отвечает он, когда пытаюсь на него надавить. Я замечаю в его кармане квадратную коробочку с кольцом и больше не спрашиваю.

На следующий день он берет меня с собой на экскурсию по своему авторскому маршруту, посвященному жизни Бодлера. Отель де Лозен, где Жанна жила вместе с поэтом. Статуя ню Аполлонии работы Клезингера в музее Д’Орсе. Де Маго, знаменитый бар, где богема, в том числе и Бодлер, собиралась, чтобы выпить и поспорить.

Во второй половине дня мы посещаем прибежища Патрика с его студенческих времен – «Лефт Бэнк», кафе «Флора» и, что приятнее всего, крошечные мощеные улочки маленькой Африки, где мы едим кускус и пьем домашнее красное вино из немаркированных графинов. В окнах кафе висят кальяны, мундштуки украшены серебряной фольгой. На одном он показывает мне, как вытянуть горячий табак через пузырящуюся ванночку с араком, отчего у меня кружится голова, и я пьянею.

– Жди меня здесь, – просит он и идет к задней двери. Затем возвращается уже с бутылкой без этикетки. – Абсент, – объясняет он, наливая две порции зловещей зеленой жидкости. – Просто чтобы завершить опыт. Он содержит слабый галлюциноген.

Он берет ложку сахара из миски, опускает ее в жидкость, затем держит над свечой. Сахар начинает пузыриться, и он размешивает его в абсенте.

– У нас будет похмелье?

– Конечно. Но, в отличие от Бодлера, у нас есть доступ к ибупрофену. Спасение!

– Спасение, – эхом отзываюсь я.

Остаток дня проходит как в тумане; смутное воспоминание о пульсирующих цветах, головокружение на американских горках, Патрик, читающий свои любимые стихи, отчего мое сердце расширяется, словно наполненное гелием.

В тот вечер он велел мне одеться потеплее.

– Зачем? Этот солнечный вечер гораздо теплее, чем холодная осень, которую мы оставили позади.

– Мы идем в холодное место.

Он берет рюкзак.

Патрик просит таксиста отвезти нас на кладбище Монпарнас. После того, как такси высаживает нас, мы проходим через пару массивных каменных ворот в парк с аккуратно выложенными дорожками и аллеями деревьев. Между аллеями – могилы, их, по словам Патрика, более тридцати пяти тысяч – это буйство разных стилей, от готики до модерна.

Патрик ведет нас в тихое место в центре.

– У Бодлера здесь и могила, и кенотаф – погребальный памятник, – объясняет он. – Это кенотаф.

Скульптура из белого мрамора, восемь футов высотой. Двусмысленная фигура, наполовину ангел, наполовину дьявол, смотрит на изображение поэта на смертном одре. На постаменте разбросано около дюжины билетов на метро, каждый из которых придавлен камнем.

– Вот так люди выражают здесь свое уважение, этим они показывают, что совершили особое путешествие.

Патрик достает из кармана наши билеты и наклоняется, чтобы положить их в стопку.

Затем мы посещаем могилу, где останки поэта похоронены рядом с могилой его матери, и потом покидаем кладбище, продолжаем путь по улице Фруадво и останавливаемся у маленьких ворот из ржавых железных прутьев, вделанных в стену. За ними – ступеньки, которые, похоже, ведут в какой-то подвал.