Верь мне и жди

Не давая тебе возразить, отец Александр взял со стеллажа книгу и продолжил:

— Вот послушай, что пишет святой Игнатий Бренчанинов: «Человек не может не быть тем, чем он создан: он не может не быть жилищем, не быть сосудом. Не дано ему пребывать единственно с самим собою: это ему неестественно. Он может быть с самим собою только при посредстве Божественной благодати, в присутствии ее, при действии ее: без нее он делается чуждым самому себе и подчиняется невольно преобладанию падших духов за произвольное устранение из себя благодати, за попрание цели Творца». Так что выбирай, чей ты сосуд: Бога или падших духов. С талантливого человека-то больше спросится — ему больше дано.

Ты умолк, задумался или просто устал, а я сочла возможным спросить:

— Почему ты пьешь, ты же за рулем?

Ты улыбнулся:

— Ничего, я в порядке. Сейчас съездим в. Каменку, в местный загс, вернемся, еще посидим, и все выветрится.

Петр Александрович деловито забрался тебе на колени. Ты стал тискать мальчонку, приговаривая:

— Что, герой, музыкантом будешь, как дядька Николай?

— Буду, — ответствовал довольный «герой».

Вы так замечательно смотрелись, что я затосковала. Будет ли у нас ребеночек, сыночек? Еще не поздно… Настя словно подслушала мои мысли:

— Вот своим обзаведетесь, и делайте из него музыканта.

И тогда ты впервые произнес эти страшные слова:

— Нет, своего не будет. Вы что, ребята, мне сорок шесть, кто его растить будет?

Настя с мужем переглянулись, но ничего не сказали, а я не могла больше есть, даже шевелиться не могла, словно меня к стулу приклеили. «А я? — рвалось из сердца. — Про меня ты забыл? Не подумал? Мне тридцать пять, это еще не старость! Как же я? И почему ты не сказал этого раньше, до венчания?» Мое лучезарное настроение ушло, я почувствовала усталость, недосып, тяжесть от съеденного. Та связь, которой незримо связал нас Всевышний, уже не даст мне права что-то переиначить, но куда делось это волшебное ощущение чуда, легкость, эйфория?

Я молчала, силясь не выдать того, что происходило во мне, но Настя, кажется, все поняла. Она смотрела на меня с сочувствием. Я жалко улыбнулась ей, чтобы не давать повода для осуждения моего… мужа. А ты продолжал возиться с ребенком…

Ехать в загс надо было после обеда. Батюшка с матушкой напутствовали нас поскорее возвращаться и продолжить застолье. Я с некоторой тревогой садилась в машину, но вел ты, несмотря на выпитое, ничуть не хуже. Каменка находилась в трех километрах от Дубровки, где мы венчались. Мы быстро доехали, хотя проселочная дорога была далеко не идеальной. Это село оказалось покрупнее. Здесь попадались каменные дома, магазины и коттеджи в современном духе.

Мы подкатили к двухэтажному зданию из белого кирпича, поднялись по ступенькам. Нас встретила заведующая, дородная женщина в облегающем платье, с лентой через плечо. Из других дверей высунулась девичья физиономия и тотчас скрылась. Дама проводила нас в зал, но ты попросил:

— Давайте без церемоний распишемся, а? Где тут подпись ставить?

Дама слегка опешила:

— Ну, если вы так хотите…

Она отвела нас в небольшой кабинет и скомандовала:

— Ваши паспорта!

Потом, расположившись поудобнее за широким столом, взялась заполнять амбарную книгу и свидетельство о браке. Время от времени косилась на обручальные кольца, которые уже украшали наши руки. Мы переглянулись. Ты ободряюще подмигнул мне.

— Распишитесь вот здесь, — обиженно предложила дама, протянув перьевую ручку.

Я быстренько расписалась, ты что-то искал по карманам. Достал очки и водрузил на нос. Я невольно улыбнулась: в очках ты был такой трогательный и какой-то беззащитный. Ты смущенно развел руками:

— Дальнозоркость!

Покончив с формальностями, мы поблагодарили недовольную работницу загса. Она не оттаяла и после того, как ты положил перед ней конверт. Мы выскочили из кабинета, прихватив свидетельство о браке. Нас сразу ослепила вспышка. Какой-то мужичок с тремя фотоаппаратами щелкал нас снова и снова. Ни слова не говоря, ты вырвал из его рук фотоаппарат и стал искать, где в нем скрыта пленка. Мужичок завопил:

— Позвольте, что вы делаете? Вы же все засветите!

— Я это и собираюсь сделать! — пробормотал ты сквозь зубы.

— Но зачем? — удивился фотограф.

— Да, зачем? — спросила я.

Ты остановился и в недоумении посмотрел на меня, потом на фотографа.

— Ты не журналист? — спросил у него.

— Побойтесь Бога, — возмутился мужичок, — я работаю здесь. У нас положено фотографировать жениха и невесту во время бракосочетания. Не хотите, не буду снимать, но зачем же фотоаппарат ломать?

Ты смущенно засмеялся:

— Да ладно, не сердись. — И обратился ко мне: — Мы будем увековечивать это событие?

— Я бы хотела, — ответила я честно.

— Ну хорошо, снимай, — позволил ты. — Но при условии, что это останется между нами.

Фотограф что-то проворчал раздраженно и снова стал щелкать нас. Договорившись о том, что снимки заберет отец Александр, мы отбыли из достопамятной Каменки. Всю дорогу мы вспоминали случай с фотографом и хохотали до упаду.