Верь мне и жди

Так я обманывала сама себя. Приняв меры предосторожности, я доставала бутылку шампанского и выпивала ее. После бутылки обычно засыпала, а на следующий день все заново: днем держусь, а к вечеру срываюсь. И так больше месяца. Более всего я боялась, что ты застанешь меня врасплох. Ты никогда не звонил, чтобы предупредить о возвращении: это ограничивало бы твою свободу. Не зная точного времени, я должна была находиться в постоянной готовности. Это немного отрезвляло. И еще желание хорошо выглядеть, когда мы увидимся после долгой разлуки. Я очень надеялась, что твое возвращение излечит меня от тайного порока. Так и получилось.

Ты вернулся однажды к вечеру. По счастью, я не успела пригубить вина. И что удивительно: я тотчас забыла о нем. Ты не заметил во мне никаких перемен — по крайней мере ничего не сказал и не дал знать иначе. Возможно, ты так был наполнен впечатлениями, энергией, весельем, что все остальное было не важно. Да и некогда было: на следующий же день ты с головой ушел в подготовку кремлевского концерта.

Программа новая, необкатанная, еще не до конца проработанная. Что-то дописывалось, доделывалось, шли бесконечные изматывающие репетиции с группой и оркестром. Концерт включал в себя не только новые вещи, но и фрагменты прежней акустической программы. Все это поглощало тебя целиком, не оставляя времени ни на что другое. Ты почти не появлялся дома и часто оставался ночевать в студии. Я перезванивалась с Мариной и узнавала новости с фронта. Марина с готовностью сообщала о ходе репетиций. Она тоже уставала и волновалась: все-таки масштабный концерт, зал на шесть тысяч мест. Иногда спрашивала меня:

— Все ли у вас хорошо?

— Да, конечно, — отвечала я.

А как могло быть иначе, если ты был в Москве и хоть редко, но приходил домой.

И вот открылась удивительная закономерность: покаты был дома, я и не вспоминала о вине, словно его и не существовало в природе. Совершенно не возникало потребности выпить. Из этого я заключила, что мой порок — еще не алкоголизм, а, как определила бы Катя, маниакально-депрессивный психоз. Ведь стоило тебе не появляться дома дня два, я хваталась за бутылку.

С Лидой ты не пересекался, и это тебя вполне устраивало. Мы договорились с ней, что она приходит, когда тебя нет дома. Это условие выполнить было несложно. Однако ты познакомился с ней и нашел мой выбор удачным. Я радовалась, как двоечник, получивший пятерку.

Приближался день концерта, а я так и не спросила тебя о пригласительных билетах. Шурка звонила, интересовалась, ей очень хотелось попасть на концерт. Катя тоже позванивала, обиняком выспрашивала, как обстоят дела. Однажды я решилась и набрала номер твоего мобильника. Поверишь ли, ждала ответа с замиранием сердца.

— Да? — ответил ты удивленно.

— Коля, мне нужны билеты на твой концерт. Для подруг.

— Сколько? — коротко спросил ты.

Я слышала в трубке смех, грохот ударных, женские голоса… Робко ответила:

— Два.

— Напомни мне потом, сейчас некогда, ладно? Дома скажешь. Или позвони Мишке, директору. Да, так будет лучше.

Ты отсоединился, не назвав номера телефона директора. Я подумала, подумала и позвонила на мобильный Марине. Она не сразу ответила. Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем я услышала ее голос:

— Я слушаю вас.

Преодолевая внутреннюю неловкость, я спросила:

— Марина, вы знаете номер телефона директора группы?

— Миши?

— Да.

— Где-то был… Сейчас спрошу.

После небольшой паузы она продиктовала цифры, я записала. Марина поинтересовалась:

— Если не секрет, вам зачем?

Я ответила вопросом на вопрос:

— Скажите, это удобно: попросить у него билеты на концерт?

— Безусловно.

Миша пообещал мне билеты. Мы договорились, что передаст их через тебя. И все-таки я чувствовала если не унизительность, то неловкость ситуации. Почему ты не захотел мне помочь? Даже крайняя занятость не может быть истинной причиной. Просто я была тебе безразлична, когда ты погружался в свою музыку. Вообще все переставало для тебя существовать, кроме того, что вдохновляло, помогало творчеству. И это все было вне меня…

Перед концертом ты вконец измучился, почти не спал, волновался: еще оставалось множество мелочей, которые не продуманы, не подготовлены.

— Провалимся! — бормотал ты в полусне, если тебе удавалось добраться до нашей постели.

— Ну почему? — возражала я. — Успокойся, ничего смертельного не произойдет, если даже и провалитесь. И зачем думать о худшем?

Ты перечислял, что еще не готово, и волновался больше всего за ребят и оркестр.

— На мне столько людей завязано! Ты понимаешь, я не могу их подвести.

— Ты же профессионал! — успокаивала я.

— И на старуху бывает проруха, — тревожился ты, а я видела, как ты сдал за последние дни. Вокруг глаз от недосыпа появились темные круги, мышцы лица ослабли, и морщины обозначились резче, небритые щеки запали. Ты опять жаловался на желудок, и я поила тебя отварами. Твоя лихорадка передалась и мне. В эти дни я совершенно не вспоминала о вине, не до того было.

— Если ты не отдохнешь и не выспишься хотя бы немного накануне концерта, то точно провалишься! — не выдержав, однажды воскликнула я.