Коля приподнимает мою голову и подносит стакан к губам. — Пей, полегчает.
Жажда сильнее меня, да и не будет же он меня травить. Пробую жидкость на вкус, приятная кислинка чуть пощипывает язык. Он садится рядом и заботливо прикладывает стакан к моему рту.
— Вот и молодец. — Произносит, когда стакан наполовину пуст.
Опускает мое неповоротливое тело и аккуратно подвигает подальше от края кровати, ложится рядом, его красивое спокойное лицо совсем близко, я слышу его размеренное дыхание, кажется, что он совершенно спокоен и даже равнодушен, только во взгляде, устремленном на меня, я замечаю — превосходство. Словно он — Победитель.
— Ну как набегалась, дорогая? Зря только время потратила, все равно в моих руках оказалась. Я соскучился. — Голос звучит мягко и ласково, нет и намека на недовольство. Длинные пальцы тянутся к моему лицу, и слегка касаясь, обводят скулы и губы. А у меня как назло, нет сил даже пошевелиться, валяюсь как бревно и терплю все это.
Пытаюсь отвернуться, но нежные прикосновения тут же обращаются в жесткую хватку на скулах, и он с силой удерживает мое лицо на месте.
— Не смей сопротивляться, моя девочка. — Его дыхание секунду назад размеренное и неслышное, буквально обжигает мое лицо резкими выдохами. — Я очень зол на тебя. Твой побег спутал мне карты. — Едва не шипит.
— Кира, ты даже не представляешь, какую ошибку совершила, убежав. С тобой я хотел быть терпеливым и понимающим, хотел дать тебе время, чтобы ты приняла свое положение и подчинилась добровольно. Но теперь ты лишилась этой привилегии. — Он приближает свое лицо ко мне вплотную так, что я ощущаю на щеке его морозное дыхание и произносит многообещающе. — Я сломаю тебя. Сломаю твою волю и подчиню. Ты моя всегда была. И будешь.
Лихорадочный блеск в светло-голубых глазах не обещает мне ничего хорошего.
В следующий миг его прохладные губы накрывают мои, в жестком поцелуе он терзает мои губы, все что могу — лишь сцепить зубы покрепче.
Дрожащими ослабевшими руками цепляюсь за мужские плечи, пытаясь отстранить, оттолкнуть, но естественно ничего не получается из-за чертового транквилизатора в моем организме, тело полностью ослаблено, в таком состоянии мое сопротивление бесполезно. Только злость и ярость на него и свою беспомощность стремительно набирает обороты.
Коля отстраняется и меняет положение, коленом раздвигая мои ноги, располагается между них, замечаю, что пока я была без сознания, меня переодели, и вместо рубашки и джинс, в которые я была одета — на мне длинная белая футболка до колен. Взмах его руки и я обнажена, тонкой полосой ткани прикрыты только мои плечи и шея. А его взгляд, в котором адским пламенем горит неутоленное желание, скользит по обнаженному телу медленно поднимается выше и замирает не мигая, уставившись в мои глаза.
Господи, я с ужасом осознаю, что прямо сейчас случится кошмар, который перевернет мою жизнь и разделит на «до» и «после». Смогу ли я оправиться после всего, что этот монстр со мной сделает? Не знаю. Но той Кирой Коган, которой я была, точно не останусь.
— Коля, не надо. Я тебя не прощу. Слышишь!? Если сделаешь это, клянусь богом, я убью тебя! — Шепчу в отчаяньи, голос от нервов практически не слушается.
Не отводя взгляда, Коля дергает пряжку ремня, вынося мне практически смертный приговор.
Неожиданно за закрытой дверью со стороны коридора раздается грохот, похожий на звук бьющейся посуды и громкий женский вопль. — Немедленно пустите меня к сыну! Он с этой дрянью, да?! Я убью ее! Убью это дьявольское отродье! — Разносится визгом по дому.
Черт возьми, я еще никогда в жизни не была так счастлива слышать поросячий визг Тамары.
— Бл*ть. — Шипит Коля, не разделяя моего счастья от появления его истеричной маман.
Бывший братец слезает с меня и широкими шагами преодолевает расстояние до двери, выходит в коридор и что-то тихо, но жестко выговаривает своей матери Тамаре Андреевне.
И только когда я слышу звук удаляющихся шагов, наконец, выдыхаю. Кажется, изнасилование пока отменяется.
Нужно выбираться, Кира. Любой ценой нужно выбираться. Иначе это место станет моей могилой.
Непослушными руками пытаюсь кое-как растереть лицо, в голове пульсирует одно слово, словно приказ. — НАДО!
С усилием принимаю сидячее положение, расправляю задранную футболку. Слава богу, замечаю на стуле одежду, в которой я была — рубашку, джинсы и рядом сложенное белье.
Цепляясь за стенку, добредаю до ванны. Пытаюсь привести себя в чувство ледяной водой, зачерпывая ее пригоршнями, бросаю в лицо, а потом немилосердно растираю его. Чувствую, что слабость чуть отпускает.
Выползаю обратно и падаю прямо на широкий мягкий подоконник. А вид-то из окна знакомый.
Дорожка, вымощенная камнем, ведет к березовой роще, между белыми стволами с облетевшей листвой проглядывает ярко синяя полоска воды. Отцовская резиденция из моего детства, не была здесь лет с восемнадцати.
У нас с царицей Тамарой взаимная «любовь», как видим друг друга, так возникает острое желание: у нее — перерезать мне глотку, у меня — отрезать ей язык.