Саша покидает кухню. И, скрывшись за дверью санузла, принимает самый короткий в своей жизни душ. Нет, возможно, мне так только кажется… Много времени теряю, пока стою столбом в спальне и пялюсь на измятую постель, на которой мы с Георгиевым ночь напролет предавались греху.
Все болит от него… Между ног особенно. Стоит пошевелиться, отзывается мукой. Так еще и воспоминания беспощадно свежи – воскрешаю, и низ живота скручивает спазмами. За этим вновь следует ноющее чувство боли.
Срываю с кровати постельное и, вынеся его в коридор, открываю окна на проветривание.
«Все пройдет… Все забудется…» – настойчиво убеждаю себя.
Хотя уже знаю: все, что связано с Сашей Георгиевым, не забывается.
Меня по-прежнему трясут двойственные ощущения. С одной стороны, я чувствую боль, грусть и сожаление, а с другой – облегчение, живость и радость.
«Ничего не изменилось!» – ругаю себя.
Но преодолеть это помешательство не получается.
Едва я успеваю накинуть на тело сарафан, дверь ванной хлопает. Приглушенно слышатся шаги, а потом из прихожей доносятся шорохи. В спешке натягиваю стринги и, закрыв Габриэля в спальне, зачем-то выскакиваю провожать Сашу.
– Твою мать… Что за хуйня?
Эти сердитые ругательства остужают мое размякшее было нутро.
– Что опять не так?.. – выталкиваю и резко затихаю. Только вижу, как Георгиев подносит к носу свой кроссовок, все понимаю.
– Черт… – пищу едва слышно.
– Твою ж мать, блядь! Этот вонючий мститель нассал мне в обувь!
– Подумаешь… – бормочу якобы снисходительно.
Но быстро затыкаюсь, когда Саша припечатывает меня разъяренным взглядом.
– О, ужас… – выдаю шокировано и пристыженно. Соответствующим тону и выражению лица жестом прижимаю к лицу ладони. И тут же ощущаю желание расхохотаться. Сдерживаюсь изо всех сил. В носу аж першит. Глаза слезятся. – Прости… Мне так неудобно…
– А по-моему, тебе тупо смешно.
Если бы он это не заметил, я бы, возможно, смогла вытерпеть. Но это заключение, тон и выражение лица моего принца-антигероя доводят меня до предела. Я прикладываю ладони крепче ко рту, зажимаю пальцами ноздри и беззвучно ржу, мотая при этом головой, мол: «Нет. Мне не смешно. Как ты мог подумать?»
Когда Сашка бросает кроссовок и, шагнув ко мне, сердито дергает мои руки вниз и в стороны, из моих глаз уже брызгают слезы.
– Весело, да? – хрипит он, толкая меня к стене. Прижимая, почти касается губами щеки. Смотрит как-то сверху наискосок так, что мне приходится выгибаться, чтобы поймать этот неожиданно горячий и тяжелый взгляд. – Будешь ли ты так смеяться, когда догонишь, что мне, блядь, придется у тебя задержаться? – толкает крайне уверенно и чрезвычайно нагло. – Не думаешь же, что я выйду отсюда в обоссанной обуви?
– Саша… – выдыхаю натурально испуганно.
Но придумать ответ не успеваю. Пространство квартиры, заставляя вздрогнуть, прорезает трескучая трель дверного звонка.
– Твою мать… Кто?..
16
Прежде чем успеваю что-либо сообразить, Георгиев идет открывать дверь. Я отмираю лишь после этого. Возмутившись, отлепляюсь от стены и шагаю за ним. Решительно настроенная отчитать наглеца, преграждаю ему путь. Но едва лишь разлепляю губы, Саша приставляет к ним указательный палец и, смерив меня нахальным, дико бесящим, безосновательно властным усмиряющим взглядом, подается к двери и смотрит в глазок.
– Все понятно, – выдыхает с приглушенным раздражением.
И даже не удосужившись посоветоваться со мной, проворачивает замки. Я отпихиваю его руку и в нелепом ребяческом порыве выразить свое недовольство, умышленно жестко щипаю его за бок.
Саша тут же напрягает мышцы, делая их каменными до непробиваемости. Лишь слегка сморщившись, пристыжает меня очередным укоризненным взглядом.
– Серьезно? – толкает шепотом.
Я не выдерживаю зрительный контакт. Чувствуя, что краснею, отворачиваюсь. Георгиев выдает какой-то вздох и открывает-таки дверь.
– Доброе утро, – пропевает с улыбкой Анжела Эдуардовна.
– Доброе утро, – приветствуем с Сашей практически в унисон, и это меня тоже бесит.
– Мне тут ночью не спалось, и я, чтобы зря не отлеживать бока, ударилась в готовку, – извещает соседка с самым милым видом.
Но я… Буквально тону в смущении. Ведь только сейчас осознаю поразительную слышимость между нашими квартирами. Иногда, если находишься в граничащей с другой квартирой комнате, чей-то диалог можно услышать с такой четкостью, словно стены между вами вообще нет. А уж стоны и прочие сопутствующие страстному сексу звуки… Боже… Какой стыд!
– Мне одной столько не съесть, конечно, – продолжает соседка. – А чего ж добру пропадать? Приглашаю вас, молодежь, на завтрак.
– Спасибо, – благодарю я с улыбкой. – Анжела Эдуардовна, познакомьтесь… Мм-м… – в какой-то момент теряюсь, не зная, как его представить. В конце концов, называю лишь имя: – Это Саша.