— Так накосячил, что не заслуживает прощения? — на кону моя свадьба, я могу задавать любые вопросы.
— Я его уже простила, только ему об этом знать совершенно необязательно, — хитро улыбается и поправляет прическу.
Она определенно заряжает меня легкостью и позитивом.
— Знаешь, какой яркий примирительный секс? — выдает как ни в чем не бывало Катя, а я от неожиданности давлюсь воздухом, против воли представляя ее хрупкую фигурку под этим танком.
— Знаю, — соглашаюсь, вспоминая нашу предыдущую ночь с Вилли.
— В общем, звони, подруга! А мне пора, тюбик ждет, — она покидает меня, а мне скорее хочется вернуться к Вилли, и продолжить наш марафон примирения.
В зале началась дискотека для желающих, Макс с Вилом переговариваются за столом о том, что Вилли все-таки позвонил отцу, когда ехал за мной.
Вещает он об этом достаточно расслабленно, но даже в мерцании софитов я все же чувствую гуляющее по лицу Вила напряжение.
Я же под пристальным контролем Фишера доедаю потрясающий тирамису за себя и фисташковый тортик за него. Вилли одобрительно кивает и подает Максу с Аней знак, что мы уходим.
Он протягивает мне раскрытую ладонь:
— Ну что, поговорим? — как-то слишком серьезно спрашивает Вилли.
Глава 62. Виолетта
— Не холодно? — спрашивает Вил, глядя, как я кутаюсь в одежду.
Мы вышли прогуляться по территории. Сейчас здесь заснеженно и практически безлюдно, только фонари мерцают оранжевым светом, да туи и замерзшие фонтаны переливаются гирляндами.
— Холодно, но не от погоды, — говорю честно. — Ты пугаешь меня своим молчанием, Фишер! — толкаю его в плечо.
— Прости, Олененыш! Я пытался организовать отдых и дать нам спокойное время без грузящих разговоров, но есть некоторые безотлагательные вопросы.
— Например? — перебиваю нетерпеливо.
Вил прищуривает глаза и смотрит на меня снисходительно, а потом притягивает к себе за капюшон.
— Тетя звонила, у нас с ней через два дня визит к нотариусу о передаче прав на недвижимость. На дом….
— Дом?
Стараюсь не окрашивать слова ни в какую интонацию.
— Когда мы с тобой расстались…, — Вил деликатно опускает детали про мою роль в «расставании». — Я нашел письмо от мамы, она завещала мне дом. В Германии.
— От мамы? Боже, сколько же я пропустила! — восклицаю, зная, как для него это важно. — Как это было? — беру его за теплую руку.
Вил рассказывает мне историю с ломбардом и внезапным завещанием, а у меня в груди разыгрывается ураган.
— Ты поэтому кулон больше не носишь? Тебе пришлось его отдать?
— Нет, малыш, просто…. Не все так однозначно в этой жизни, как оказалось. Я слишком долго обожествлял маму и демонизировал отца. Естественно, нельзя сравнивать их роли в моей жизни, но иногда мы просто не знаем всей картины и делаем неправильные выводы…. Я все еще ношу кулон, но просто не каждый день. На себя учусь опираться, — признает с грустью.
Ему непросто говорить об этом, хочется поддержать, чтобы он снова крылья расправил.
— Ты всегда это умел, Вилли, поверь! Фишерский стержень в тебе с самого начала.
— Фишерский, — повторяет с горечью. — Есть еще кое-что, Виолетик. В том письме мама призналась, что мой отец — не мой отец. Видимо, отец бесплоден, раз у них с мамой столько лет не получалось зачать ребенка. А я — результат маминого курортного романа, даже не романа, а интрижки, — ухмыляется Вил, но я слышу в его выдохе боль. — Представляешь?
— Милый мой…. Ты все-таки узнал сам…. Меня страшно мучил тот факт, что ты узнаешь об этом от меня, — признаюсь виновато.
— Что? Как? Как ты узнала? — Вил, кажется, теряет дар речи.
— Когда ты лежал в клинике, я видела, как твой отец сжигает какие-то бумаги. Он отправил их в урну в курилке, а я…, — вспоминаю и стыдно за свои действия становится, хотя до сиз пор ни о чем не жалею. — Залезла туда и вытащила ошметки листочков, сложила в голове два плюс два.
— Ты крейзи, — улыбка смывает напряжение с его лица. — Ты реально полезла в мусорку?
— Да! И твой отец меня застукал, а потом у нас состоялся странный разговор. Он с трясущимся подбородком утверждал, что ты его сын и умолял меня не рассказывать тебе об этом. Мне даже квартиру предлагали за секрет!
— Надо было брать трехкомнатную, Виолетик, я бы все равно узнал, — смеется Вил. — Так вот почему отец назвал тебя несносной, теперь ясно.
— Так и сказал? — топаю ногой. — То есть, он сам тебе не признался?
— Не-а, — разводит руками. — Однако, все тайное всегда становится явным: сначала мне лаборатория ДНК-отчет на почту прислала, а затем я мамино письмо прочитал. И спасибо тебе, что когда-то подсказала мне сделать тест.
Да уж, услужила с тестом, так услужила.
— Что ты чувствуешь по этому поводу сейчас? — останавливаю шаг, мы почти подошли к своему домику.
Сегодня на улице чуть теплее, и во время нашей прогулки с неба начали сыпаться комковатые неуклюжие снежинки.
— Что я никто? — из Вила вырывается отчаянный нервный смешок.