Верь только мне (СИ)

Я даже не стеснялся пялиться. Хотел, чтобы она четко осознавала, что в первую очередь будет интересовать меня на уроках химии.

Но она лишь безразлично смотрела на меня своими карими глазами, объясняя какие-то термины, от которых за три года учебы уже тошнит. Плюс только в том, что теперь я слышу их не из-под усов Василича, и из пухлого Виолеткиного рта.

Докуриваю и медленно растаптываю окурок. Из-за адской мигрени все действия даются мне сегодня особенно сложно. Поэтому я так охренел, когда Виолетка резко нагнула меня за волосы, как щегла.

В нормальной жизни ни одного дрища мужского пола невозможно оттаскать за волосы, тем более такой нимфе. Но сегодня мигрень не по-детски шарашит, а тут эта ниндзя набросилась. Думал, что коньки отброшу от перепада давления, когда согнулся.

Ухмыляюсь сквозь боль. Меня даже мужики бить не решаются, а эта отчаянная.

Напрасно только она насчет бати ляпнула, я в момент озверел. Еле сдержался, чтобы не разнести все там. Ничего, я ее научу, как со мной надо.

Вижу, что она трясется как олененок, но пыркается, открыто конфликтует. Это меня, кстати, и позабавило. Уже несколько лет наш вялый преподавательский состав дружно делает вид, что меня не существует. Как, впрочем, и одногруппники.

Половина меня игнорирует, стараясь особо не попадаться на глаза, а другая половина лижет мне задницу ради бонусов общения с наследником мусорной империи Альберта Фишера.

У бати с десяток мусороперерабатывающих заводов и несколько сотен автоматов по приему пластиковой и стеклянной тары в супермаркетах по всей стране, и их число продолжает расти.

Мои дед и бабка были послевоенными переселенцами, так что отец пол-жизни прожил в Германии, а потом прошарил европейскую тему экологии и вторичной переработки сырья, и привез технологии сюда, полностью вернувшись на родину.

Мы с мамой, естественно, тоже перебрались. И я скажу вам, что это переселение в двенадцатилетнем возрасте было пиздецки мучительным. Меня еще и посадили на класс ниже из-за проблем с письмом и чтением на русском, так что ко мне сразу приклеили ярлык «Тормоз» и стали всячески донимать.

Даже спустя столько лет после переезда я все же периодически чувствую себя не в своей тарелке. Хотя язык я нагнал еще тогда, избавившись от немецкого акцента нараспев, за который мне доставалось от сверстников чаще всего.

Я быстро понял, что хорошему послушному европейскому мальчику в новых условиях выжить не получится, и начал отстаивать себя. И очень скоро всех строил уже я.

А каждое лето под звуки последнего звонка я уже сидел в самолете в родной Дойчланд, где мог сбросить доспехи и отложить в сторону меч. Мечтал, что окончу школу и свалю на поступать на родину.

Однако, шанс учиться на вышке в Германии я просрал, когда после определенных событий, цитирую отца: «ты стал неконтролируемым, и к тебе пропало всякое доверие. В другой стране я тебя не отмажу…».

Так что гнию здесь, в стенах местного ВУЗа, отец настоял именно на нем, потому что в этом универе якобы сильный химический факультет.

Но правда такова, что настоящая причина — это декан химфака Юрий Юрьевич, то есть дядь Юрик, — его дружбан, который все эти годы на мои выходки сквозь пальцы смотрит.

Видимо, отец до сих пор надеется, что однажды я возьмусь за его дело, и что буду лично мусор в пробирках расщеплять. Мама бы так не давила….

Думаю о ней, и по привычке нащупываю кулон на груди. Фак! Наклоняюсь к зеркалу тачки: на мне нет цепочки.

Пиздец, начало сентября…

—Да, Макс, — беру зазвонивший в кармане телефон.

—Что, превратил свою жижу в высокопрочный материал? А то смотреть было невозможно на твою кислую рожу, — Макс передразнивает слова Виолетты.

—Пошел ты! — сквозь муки ржу, а сам кручусь у машины, пытаясь найти кулон.

—Сорри, братан, но я тоже ржал со всеми!

Максу можно так со мной разговаривать.Он, кстати, мой единственный друг. У него я ночевал побитым, чтобы не расстраивать маму раскрашенной после школы физиономией.

Максимиллиан Шелестов со мной с того момента, когда отец только начинал, заводами еще не пахло, и мы после переезда жили в съемной двушке.

Мне кажется, Макс не изменился с шестого класса, только длинным стал, а так такой же позитивный кудрявый долбан. Добрый, но справедливый. Единственный, кто заступался за меня. Братан, короче. Ну и поступили мы тоже вместе.

—Впредь будет послушнее, — чувствую, как во мне просыпается азарт.

—Фак, ты уже что-то натворил?

—Припугнул по-детски, не ссы. Чтобы не наглела.

—Ты давай это, не как в прошлом году, а то чуть факультет не прикрыли…

—Все, папочка, заканчивай нравоучения, — торможу друга.

—Кстати, об отце…. Я так понял, он тоже уже вернулся? — осторожно переводит тему.

И я знаю, что он за этим и позвонил. Переживает.

—Угу, — не найдя цепочку, обессилено опускаюсь на водительское сиденье.

—И… как ты?

—Норм, не хочу об этом.

—Ты это, заезжай вечером, — предлагает, —У меня смена до восьми.

Макс с лета батрачит в кофейне в каком-то бизнес-центре, а я только неделю, как прилетел, так что толком поговорить времени не было.