Через несколько толчков тебя накрывает, твоё лоно сжимает мой член, доставляя нереальное удовольствие. Не перестаю трахать. Знаю, тебе нравится, как я вдалбливаюсь в тебя во время оргазма — ощущения острые, на самом пике.
Мой оргазм тоже на высоте. Стиснув зубы, закрываю глаза и изливаюсь внутри тебя, в презерватив.
Несколько секунд, чтоб перевести дух и с мыслями собраться.
— А говоришь, не соскучилась, — ухмыльнувшись, поднимаюсь с кровати, чтоб снять использованный презерватив. — Настя, Настя…
— Что?
Хочу сказать тебе, что пиздеть мне никогда не нужно — это так… на будущее. Но молчу. Не буду портить момент — ты из номера можешь выгнать, а я ещё не насытился тобой этой ночью.
— Красивая очень. Я весь вечер любовался тобой, — говорю в итоге.
4. «Кроет»
Уткнувшись мордой в подушку, Потоцкий спит сном младенца. А меня кроет. Триггерит не по-детски. Закрывшись в душевой кабинке, я подставляю лицо под прохладную струю воды. Хочу смыть с себя его запах, его прикосновения. Всего его хочу… смыть с себя.
Ну зачем он опять это делает? В этот раз нам точно так же не повезёт, как и одиннадцать лет назад, и даже как в прошлом году.
— Прочь из моей головы, — шепчу устало.
Плакать не хочется. Хочется бить и крушить всё вокруг, желательно — о его голову, чтоб наверняка.
Приняв душ, кутаюсь в белый гостиничный халат. Из мини-бара достаю маленький шкалик финляндской водки — мне хватит. Айкос в одной руке, во второй — водка и мобильник.
Дверь балкона тяну на себя и оборачиваюсь, чтоб посмотреть на него спящего. А ему пофиг, после секса спит как убитый. Лучше бы реально прибило его где-то. Переплакала бы.
Качаю головой. Дура, Настя. Бога побойся, нельзя же живому человеку желать смерти, а этот ещё и любимый. Но я реально мучаюсь, точнее, это он истязает мою душу — всю её наизнанку, а затем — вдребезги. И так уже дважды.
На балконе кайфово. Небо с россыпью мелких звёзд, на них хочется смотреть и ни о чём не думать. Но блядь… Я сижу тут и думаю: какой он нереально охуенный, как целует меня до мурашек по коже. Но это всё лирика. Качественный секс — не залог здоровых отношений, для гармонии нужно гораздо больше. А этот бык палец о палец не ударит, чтобы построить что-то больше, чем обычный трах. Ему комфортно не париться, он так привык со своей бывшей женой. Людка из кожи вон лезла, чтоб ему угодить. Но я же не Людка, я ломать себя ради него не собираюсь.
Финляндия нормально заходит даже без закуски. Во рту горько, в душе — ещё хуже. А я фоткаю ночное небо Южной Пальмиры, пишу пост в Инсте: «Она протягивала ко мне руки, которые я не знал, как взять, и поэтому я поломал ей пальцы своим молчанием. Джонатан Фоер».
Не знаю, следит ли за моей «Инстой» Потоцкий, но мне как бы пофиг. Я люблю делать подобные посты, прикрепляя к ним красивые фотки, как сейчас это звёздное небо. Если вдруг собьюсь с пути, Инста напомнит, как бывает больно и что оно того не стоит.
Просидев на балконе хороший час, возвращаюсь в номер. Он всё ещё дрыхнет. Простынь сползла с его нагого тела, задержавшись небольшим островком на ягодицах. Широкая спина с хорошо развитыми мышцами. Р-р-р… Не смотри на него, Настя. Успокойся и ложись спать.
Но мне не спится, до самого утра ворочаюсь. Веки свинцовые уже.
На рассвете меня всё-таки выключает. Обычно я не помню своих снов, а этот — такой яркий. Мне снится свадьба, красивая очень. Я будто вижу себя со стороны: в белом платье, фата до самого пола и с красивым букетом белых тюльпанов. Такая счастливая, улыбаюсь… Потоцкому? Ну ладно, пусть хоть во сне у нас всё будет хорошо.
Дышать становится тяжело, будто сверху меня придавило бетонной плитой.
Просыпаюсь, сонными глазами пытаюсь сфокусироваться, взглядом зацепиться за что-то знакомое.
Тяжело дышать, потому что на мне его рука и нога. Всю меня сковал, оплёл, как лиана. Начинаю шевелиться, и он просыпается.
На ухо бурчит мне что-то несуразное. Толкаю его в плечо.
— Просыпайся, — прикусываю язык на том моменте, когда хочется назвать его скотиной.
— Доброе утро, — хрипло на ухо. — Не брыкайся.
— Отодвинься от меня, ты горячий.
— М-м-м… Ты бы предпочла рядом Айсберг?
— Я бы предпочла тебя не рядом, — хочу выбраться из его объятий, но только ёрзаю пятой точкой по его утреннему стояку.
Нависая сверху, отводит в сторону упавшую на моё лицо прядь волос.
— От тебя воняет, Потоцкий.
— Прости, я как-то забыл про зубную щётку.
— Я сейчас про перегар. Не дыши на меня, пожалуйста.
Смеётся.
— Это ты виновата.
— С хрена ли? Я в твою глотку вискарь не заливала.
Крутой манёвр и я оказываюсь под ним. Хлопая ресницами, смотрю на его помятую морду. Бесит сука…
— Ты мне сердце разбила, детка. Из-за тебя я вчера нажрался как скотина.
— Не обольщайся, у скотины нет сердца.
— Ещё как есть.
Руку мою прикладывает к своей груди в том месте, где у нормального человека бьётся сердце. А у этого — часовой механизм, чтобы часики могли тик-так.
— Пусти, Дань.
— Не хочу, — тянется ко мне с поцелуем, а я голову демонстративно отворачиваю в сторону.
— Ночь закончилась, тебе пора свалить.
Вздыхает. С меня перекатывается на спину.