Вера и разум. Европейская философия и ее вклад в познание истины

Переходя к положительной части своего учения, Бэкон начинает с настолько художественного образа, что невольно возникает мысль: а он, пожалуй, и вправду мог бы написать «Гамлета»! Бэкон сравнивает умственную работу человека с предметной деятельностью трёх насекомых: ПАУКА, МУРАВЬЯ и ПЧЕЛЫ, для которых истиной является их среда обитания. Эту среду, то есть истину, они обретают тремя разными способами, к которым мы должны присмотреться. ПАУК выпускает её из себя – средой обитания является для него паутина. МУРАВЕЙ возводит свою муравьиную кучу, нагромождая друг на друга веточки, листики, хвойные иглы и всякую другую всячину, никак её не обрабатывая. А вот ПЧЕЛА, для которой средой обитания служат восковые соты, наполненные мёдом, перерабатывает в воск и мёд собранные отовсюду пыльцу и нектар. Из этих членистоногих Бэкону милее всего пчела – с неё он и призывает людей брать пример в поисках истины: собирать как можно больше фактов, но не сваливать их в кучу, как муравей, а обобщать и делать какие-то теоретические выводы. Этот метод он называет индукцией и торжественно объявляет его верным ключом к раскрытию тайн природы, поэтому его имя вошло в историю, прочно ассоциировавшись со словом «индукция». Стоит сказать «Фрэнсис Бэкон», как почти наверняка услышишь: «Это тот философ, который изобрёл метод индукции?» В этой фразе сразу две ошибки. Во-первых, как уже было сказано, Бэкон никакой не философ, а во-вторых, он индукцию не «изобретал». Учить исследователей природы применять метод индукции, то есть обобщать наблюдения, – это то же самое, что учить сороконожку, в каком порядке ей пускать в ход свои ножки. Она без всяких советов включает их в правильном порядке, а исследователь только и делает, что обобщает факты. Учёные делали это за тысячелетия до Бэкона и будут делать всегда, даже если Бэкон со своими сочинениями будет полностью забыт. Почему же он с таким пафосом говорил о банальнейшей вещи? Думается, он с тем же пафосом сказал бы и «Лошади кушают овёс» – ведь только что кончилось всё древнее и началось новое, так что и лошади будто по-новому стали насыщаться овсом. Но мы-то сегодня знаем, что это чувство первооткрывателей, первопроходцев и новаторов, свойственное раннему протестантизму, было чисто субъективным и иллюзорным, поэтому восхищаться призывом Бэкона обобщать факты нам не подобает. А вот не восхититься его иллюстрацией на букашках трёх видов людского творчества просто невозможно. Более того, нам этот яркий образ следует взять на вооружение, и мы действительно будем в дальнейшем его использовать.

Продолжателем бэконовского эмпиризма считается Джон Локк (1632–1704), тоже англичанин. Это был представитель чистого сенсуализма. Философом его можно назвать лишь с такой же натяжкой, как и Бэкона: то, чем он занимался, было не чем иным, как попытками заложить основы психологии творчества (конечно, новой психологии). Его главная идея состояла в том, что все идеи, возникающие в уме человека, возникают исключительно в результате опыта. Никакого знания Бог в рождающегося человека не вкладывает, человек появляется на свет в виде чистого листа (tabula rasa), в который опыт вписывает дальнейшее содержание. Вот его собственные слова на этот счёт: «Каким же образом человек получает идеи? Откуда он черпает весь материал рассуждения и знания? На это я отвечаю одним словом: из опыта. На опыте основывается всё наше знание, от него, в конце концов, оно происходит».