Вера и террор. Подлинная история черных драконов.

- Я больше не буду тебя бить, - с усмешкой заявил Джакс, - а вот

Кире, наверное, челюсть сломаю...

Кобра поднял глаза в таком выражении, будто он молился. Он не мог

произнести ни слова, но из его глаз потоком лились горячие слезы.

- Не трогай ее, изверг! – рыдая, прокричал он. – Я все скажу! И про

теракт, и про Кабала...

- А что Кабал? «Самоубийство», - говорят эксперты.

Кобра закрыл лицо руками и громко зарыдал. Он никогда не чувствовал

себя таким ничтожеством и подлым трусливым предателем, как сейчас. Но

мысли о Кире заставили его говорить:

- Кабала убил я...

Джакс сел напротив и стал с довольной улыбкой слушать его исповедь,

потирая испачканный кровью кулак...

- Киньте его в одну камеру с Мавадо! – нелепо ухмыляясь, приказал

майор после допроса.

Кобра опешил.

- Что ты за тварь! – простонал он, глядя на ухмылку Джакса и мечтая

разорвать этот рот, чтобы по лицу этого гада потекла кровь. Так, как

сейчас она струилась по его опухшему от побоев лицу. Задыхаясь, Кобра из

последних сил зашагал к камере, кинув на прощанье майору:

- Будь ты проклят, сукин сын!

Мавадо стоял у стены камеры, злорадно смеясь.

- «Черные драконы». Ну что, свободу нашли, анархисты хреновы?

Кобра отвернулся и ничего не ответил.

- Как там Кэно? – продолжал глумиться над ним лидер «Красных

драконов». – В гробу не тесно?

- Не смей осквернять память Кэно! – буквально прорычал Кобра, сжимая

кулаки.

Мавадо засмеялся.

- Знаешь, Кобра, - смеясь, говорил он, - мне, как и всем вам, вынесли

смертный приговор. Знаешь, почему я еще жив? Как бывшему союзнику, Силы

спецназа оставили мне право на последнее желание. И я пожелал увидеть

смерть «Черного дракона»...

- Не дождешься! – прохрипел Кобра.

Он собрал все свои последние силы, всю свою злобу и отчаянье. Его

сжатый кулак уже начал дрожать и болеть от напряжения, на правой руке

выступили вены, когда он замахнулся и ударил Мавадо в грудь.

Дыхание Мавадо сорвалось, он услышал хруст собственной грудины. Его

сердце просто обезумело в груди, затрепетало, как крылья перепуганной

птицы, и в одно мгновение остановилось навсегда. Лидер «Красных

драконов» упал замертво, на полу тюремной камеры в беспорядке легли

складки его плаща.

Кобра обессилено упал у стены. Он чувствовал жгучую боль в правой

руке, но она была ничтожна в сравнении с болью душевной. Сквозь слезы он

видел, как на исполнение смертного приговора ведут Киру. Она пела песню

группы «Мастер», под которую в баре «Valhalla» танцевала с Кэно много

лет назад:

Пей, звонарь, за нашу грусть,

За любовь и черный блюз,

Белый свет везде...

У его камеры девушка остановилась и замолчала. Парень смотрел на нее

чистыми серыми глазами, в которых была тоска и скорбь.

- Прощай, братишка, - улыбнувшись, сказала она.

Парень открыл рот, но ничего не смог сказать. Он просунул руку между

прутьев решетки и провел ладонью по ее лицу. Сзади стоял и посмеивался

Джакс.

- Знаете, - сказала она майору, повернув к нему лицо, - я хочу

попросить Вас об одном. Не за себя. За Кэно. Похороните его. Достойно.

Прошу Вас. Он заслужил...

Джакс молчал.

- Что ты молчишь, сукин сын! Что, нас за людей не считаешь?! –

закричал Кобра, выплескивая всю горечь и боль.

- А вы и есть нелюди! - басом выкрикнул в ответ майор. – Сколько

жизней вы погубили, зверье!

Кобра смотрел на Киру, и его сердце стонало.

- Убейте меня первым! – закричал, срывая голос, он. От крика в груди

проснулась давящая боль, Кобра закашлялся и сплюнул на пол камеры

сгусток запекшейся крови. Боль в груди становилась сильней с каждым

вздохом. Кира протянула к нему свободную от наручников руку и погладила

его по взмокшим волосам.

- Уже ничего не изменить, - горестно прошептала она. – Смирись. Будь

сильным в последние минуты.

Она ушла. Парень слышал, как она тихо напевала на прощанье:

Я пепел на ветру,

Пыль и пепел на ветру...

Он подхватил мотив, глядя ей вслед, ловя каждое движение жадным

взором, осознавая, что видит ее в последний раз:

И звони, звонарь, зарю, звони –

Добрым словом братьев помяни.

Бог с тобой, звонарь, и Бог со мной –

Ветер всех развеет над землей...

Из глаз Кобры начинали течь слезы.

Мы – пепел на ветру.

Мы только пепел на ветру...

Кобра лег на холодный пол камеры и зарыдал.

- Я ничтожество! – одолевала его навязчивая мысль. – Ничтожество.

Право, это звучит смешно! Кэно прав – я слабак! Я подвел его. Черт

возьми, ведь он говорил так, чтобы я пытался доказать ему обратное,

чтобы я стал сильным... Я предатель! Я недостоин того, чтобы жить!

Он обыскал труп Мавадо, но не нашел ничего, чем можно было бы свести

счеты с жизнью.

- Хрен с ним! – Кобра плюнул в сторону. – Ждать осталось недолго.

Он снял с мертвого тела Мавадо ассиметричный кожаный плащ с

ярко-красной подкладкой и накинул его на свои плечи. Плащ сидел хорошо,

его блестящие черные складки эффектно разошлись по спине Кобры.

- Кобра, на выход! – услышал он бас майора Бриггса.

Кобра еще раз поправил на себе плащ. Чувствуя на себе его тяжесть, он

пытался убедить себя в том, что хоть в чем-то он оказался победителем,

оказался сильным, оказался не слабаком. И с этой эйфорией от победы над

самим собой, он гордо пошел на смертную казнь, и черно-красный плащ