Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" [СИ]

У Киры слезы лились из глаз от боли, ее кидало то в жар, то в холод, сердце очень сильно колотилось в груди, тело била дрожь. Вася торопливо расшнуровал и снял с нее ботики, затем жилетку и топ, стал расстегивать ремень брюк.

— И не смей даже заикнуться о том, что я себе сильно много позволяю! — заявил он, снимая с нее брюки.

Врач ощупал ее живот, Кира застонала от острой боли. Вася вколол ей обезболивающее.

— У тебя сильное внутреннее кровотечение, — заключил Сорокин. — Ничего, красавица, держись. Ты Афганистан прошла и войну с «Красным драконом» — ты сильная, выкарабкаешься!

Кэно ушел в свой кабинет, достал из ящика стола «Беретту» и стал стрелять в стену. Когда патроны кончились, главарь просто швырнул пистолет в дверь. Он сидел с повернутыми внутрь носками и стучал пальцами по столу, выстукивая мотив «Iron Maiden», подпевая сорванным голосом:

Show them no fear, show them no pain,
Show them no fear, show them no pain.
Show them no fear, show them no pain,
Show them no fear, show them no pain…[15]

Последние две строчки он пропел, почти как молитву, с невыносимой болью:

Iron will, Iron fist,
How could it have come to this?[16]

— Кэно! Черт побери, я тебя повсюду ищу! — окликнул его голос Васи Сорокина.

Кэно резко поднял голову:

— Как она?

Вася остановился и с облегчением отер со лба пот:

— Кира будет жить… Хотя у нее все же случился выкидыш. Открылось сильное внутреннее кровотечение, но я успел ей помочь. Она сейчас в своей комнате, думаю, скоро придет в себя.

Кэно вздохнул полной грудью и ударил ладонью по столу:

— Я знал, что ты справишься.

— Идем за мной, — махнул ему рукой Сорокин.

Кэно встал из-за стола и, хромая еще сильней, пошел за врачом. Тот привел его в лазарет.

— И что мы здесь забыли? — недовольно спросил Кэно.

— Да так, пустяки: извлечь из твоего тела две пули, наложить швы, перевязать раны — всего ничего, — с иронией ответил Вася.

— Ну да, ну да, — проговорил Кэно и лег на операционный стол. — Только сделай все побыстрее. Я ее хочу видеть.

— Конечно, Мавадо — уникальный человек, — говорил Вася, оказывая главарю помощь. — Он тебя шпагой проткнул, да? Так вот, проткнул он тебя очень удачно — не задел ни одного жизненно важного органа, ни одного крупного сосуда. Да еще и вытащил ее на том же уровне. Нарочно захочешь так сделать — не получится. Человека шпагой пронзили — а он отделался всего пятью швами! Это поразительно!

— Заткнись, — устало промолвил Кэно. — Мне просто повезло, всего-навсего…

Когда врач все закончил, он надел свою жилетку и решительно зашагал к комнате Киры. Кэно постучался в дверь, но ответа не последовало. Тогда он плавно отворил ее. Кира сразу взглянула на него и устало улыбнулась. Слезы, которых он не видел, уже высохли на ее лице, но в глазах оставалась горькая боль. Женщина лежала в постели, на ней была старая красно-черная клетчатая рубашка главаря с незастегнутыми пуговицами, так что было видно ее стройное тело.

— Привет, детка… — шепотом проговорил Кэно.

— Кэно! — воскликнула она, почему-то встревожившись. — Ты в порядке?

— Вполне, — отвечал главарь, присаживаясь на ее постель. — Скучала по мне?

Кира взглянула на него рассерженно и в то же время небывало грустно.

— Зачем ты врешь? — упрекнула она анархиста. — Я же вижу кровь на бинтах и швы. Может, тебе лучше пойти к себе и лечь отдохнуть?

Кэно отказался от предложения.

— Я буду здесь ровно столько, сколько захочешь ты, — пообещал он.

Кира улыбнулась, прикрыв усталые глаза:

— Если честно, то я хочу, чтобы ты был здесь вечно.

Ее медно-рыжие волосы были распущены, Кэно отбросил их назад с ее плеч и ласково взял ее рукой за грудь. Горячая плоть мягко легла в его грубую ладонь.

— Ты-то как? — осведомился Кэно.

Женщина приподняла голову и тихо ответила:

— Мне до сих пор очень больно. Ты же все знаешь… — она закрыла рукой глаза, пряча слезы. — Ты ведь мог стать отцом! К сожалению, уже не станешь…

Кэно обнял ее, продолжая ласкать ее грудь, но успокоить подругу не мог — самому стало не по себе. Сердце заколотилось медленнее, в руках и ногах он почувствовал слабость, голова отяжелела. Мысли спутались хаотичным клубком, он не мог разобраться в себе, но знал, что отчетливо чувствует боль.

— Не переживай. Я понимаю твою боль, мне жаль, но… — он запнулся, будто не был уверен в своих словах. — Для меня главное, что ты жива! — Кэно положил голову ей на грудь: — Я слышу, как бьется твое сердце.

— А я твое чувствую, — шепнула Кира.