Вера и власть (Империя тысячи солнц - 4)

Брендон слегка приподнял голову, и его лицо застыло. Жаим понял, что значили эти последние слова: Панарх, должно быть, сделал эту запись перед Энкаинацией Брендона - когда Брендон выразил желание вступить в ряды Служителей.

Две мысли пришли Жаиму в голову. Первая: "Он записал это перед самым нападением Эсабиана". И вторая: "Если бы не это нападение, Геласаар отправился бы вслед за Брендоном в погоню, когда тот ушел в рифтеры".

Заключительные слова Геласаара, где отцовские советы сочетались с религиозными наставлениями, Жаим слушал уже вполуха. Брендон сидел не шевелясь. Наконец голографический Геласаар поклонился глубоко и низко, как подданный государю, и Брендон, к удивлению Жаима, встал и ответил ему наипочтительнейшим поклоном.

Голографические линзы померкли, и образ исчез. Брендон снова опустился на стул, обратив к Жаиму глаза, где гнев смешивался с горем.

- Не послать ли мне Эсабиану письмо с благодарностью за вмешательство?

Жаим промолчал. Он окончательно уверился в том, что предполагал все это время: больше всего на свете Брендону Аркаду хотелось заслужить одобрение своего отца - а между тем, если бы события развивались нормально, ему пришлось бы отказаться от всякой надежды на это. Жаиму вспомнился последний разговор Геласаара с Брендоном, когда челнок Панарха горел, а крейсер безуспешно пытался поспеть к нему вовремя. Разговор был краток и реплики туманны, но Жаим умел читать голоса и лица - он даже начал постигать тонкости дулусского обихода - и уяснил, что Геласаар понял наконец, почему Брендон столь демонстративно нарушил установленный порядок. Понял и даже согласился с сыном.

Могла бы такая встреча состояться, если бы месть Должара не свела их вместе?

Но сейчас было не время рассуждать об этом. Брендон выключил пульт, подошел к автомату, и в комнате запахло свежим кофе. Налив две чашки, он повернулся к Жаиму с непроницаемым снова лицом и язвительной улыбкой, подал рифтеру его кофе и кивком пригласил сесть.

- Ну, докладывай, как обстоят дела у вас на Аресе.

6

БАРКА

Риоло тар Маньянгалли, изгнанный барканский полипсихик и компьютерный техник рифтерского эсминца "Цветок Лит", дрожал, опускаясь на лифте со страшной поверхности родной планеты в полумрак и тепло Низа. Он старался дышать медленно. Видят ли стражники по обе стороны от него, как он взволнован? Если они и видели, то ничем этого не проявляли.

Но ведь они только евнухи без всякой надежды на Возвышение, и гульфики у них символические. Не их ему следует опасаться. За возвращение сюда ему грозит смерть - и непонятно, хорошо это или плохо, что с ним не расправились сразу.

Риоло пожал плечами. Что такое смерть по сравнению с прижизненным адом существования монопсихика? Он потрогал отравленный ошейник, который надел на него Хрим, и ему почудилось, что истекают последние часы его жизни. Игра, которую он вел, поставила его между жадностью рифтерского капитана и гневом Матрии. Либо смерть, либо триумф - третьего не дано.

Свет постепенно убавился до нормального уровня, и Риоло снял очки. Несмотря на все его усилия, он так и не сумел довести свет в своем помещении на "Цветке" до желанной мягкости Низа.

Лифт с мягким толчком остановился, и его дверцы бесшумно открылись. Волна теплого, влажного, насыщенного густыми ароматами воздуха хлынула на блудного сына, и колени его подкосились от наслаждения, а глаза наполнились слезами.

Вот он и дома.

До катастрофы, вынудившей его бежать с Барки, он разделял презрение своего народа к искусству Тысячи Солнц, основным источником которого служила безысходная тоска изгнанников по Утерянной Земле. У барканцев есть Низ. Кому охота жить под открытым небом на планете не менее ужасной, чем большинство миров Панархии? Но, сделавшись изгнанником сам, он стал понимать и даже любить это искусство.

Теперь, когда он вернулся в мир, вскормивший его, все чувства в нем ожили, обострились. Пока стражники вели его к транстубу, он глубоко дышал, впитывая знакомые с детства запахи.

Столь же знакомым ощущением был неумолкающий гул Низа - шорох вентиляторов, снабжающих воздухом миллиарды жителей Барки, торопливые шаги служителей Матрии и шипящие звуки родного языка.

Все здесь радовало глаз: многоцветная мозаика на полу, нити микокаллейна, украшающие потолок и стены матовым золотом и серебром, радужные вспышки Наблюдателей в нишах, и порой - шероховато-мускулистые шестеки: они скользили от одной стенной канюли к другой, передавая сообщения, жизненно важные для Барки.

Поначалу Риоло не желал спрашивать стражников, куда они его ведут. Он и так это скоро узнает. Однако они спускались все глубже и глубже. Он ожидал встречи с какой-нибудь матроной среднего уровня, но уши начало закладывать, и он понял, что никогда еще не бывал на такой глубине. С кем же ему предстоит встретиться? Дрожь снова овладела им.