Маленькая Вера была очень пуглива и ежилась от страха, когда слышала шорох мышей под полом. У нее было живое, богатое воображение. Играя со сверстниками, она могла населить темный угол квартиры сказочными существами, от чего самой становилось страшно. В грозу затыкала уши, зажмуривала глаза.
Она стыдилась своего страха и слабость эту долго не могла побороть.
Их дом стоял у самой Припяти. Весной, как только выпадало свободное время, Вера собирала подружек и младших сестер и устраивала различные игры. Она была неистощима на выдумки.
Однажды дети заигрались и не заметили, как за Припятью почернело небо и заклубились черные тучи. Спохватились, когда по небосводу резко черкнула огромная яркая молния и с треском громыхнул гром. Девочки побежали по домам. А Вера смотрела на клубящуюся сизовато-черную тучу. Стояла оцепеневшая, словно загипнотизированная.
Туча быстро надвигалась. Рванул порывистый ветер, подхватил все, что смог поднять с земли, и понес по улицам притихшего города. А Вера все смотрела и смотрела на небо.
Вдруг она взвизгнула, сорвалась с места и помчалась навстречу грозе. Она неслась, махая руками, как мельничными крыльями, на гору, к обрыву над рекой, и в восторге кричала:
— А я не боюсь, не боюсь!.. Не боюсь!..
Ее хлестали холодные капли дождя вперемежку с крупными градинами, ветер зло рвал платьице, и грозно, устрашающе гремел гром. Но глаза девочки сияли радостью победы. Она поборола свой страх и теперь знала, как стать сильной.
Мать забеспокоилась, когда увидела, что Веры нет дома. Выскочила, звала, кричала: ни звука в ответ.
В разгар грозы Вера прибежала домой — радостная, торжествующая, промокшая до нитки. С порога бросилась к матери:
— Мамочка, я теперь не боюсь грозы! Ничего не боюсь…
Настроенная отчитать дочь за шалость, мать поняла, что творится в душе ребенка, и беззлобно сказала:
— Ладно уж… Переодевайся быстрее, а то простудишься…
РОМАНТИКА БОРЬБЫ
Как и многие девочки Мозыря, Вера училась в женской гимназии, училась прилежно, старательно. В отличие от своих сверстниц более внимательно прислушивалась и присматривалась к взбудораженному миру, более остро реагировала на малейшие проявления социальной несправедливости.
Этому помогало неудержимое влечение к литературе. Преподавательница русского языка и литературы Вера Николаевна Тризно заметила любовь Веры Хоружей к яркому, образному слову, к произведениям Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова, Горького, Гюго и тактично, ненавязчиво рекомендовала для чтения книги, которые пробуждали у юной читательницы чувство справедливости, высокое человеческое достоинство, любовь к угнетенным, простым людям, к тем, среди которых росла и постоянно находилась маленькая Вера.
Вера Николаевна по совместительству заведовала гимназической библиотекой. Однажды во время перемены к ней подошла Вера Хоружая и попросила разрешения помогать ей в библиотеке.
— Пожалуйста, — охотно согласилась учительница. — Дела нам хватит на двоих.
Вера сразу принялась за расстановку книг, привела в порядок картотеку. Особенно любила выдавать книжки маленьким читательницам: расспросит, кто чем интересуется, что уже прочитали, и обязательно найдет для них что-нибудь интересное.
Однажды весной 1918 года во время перемены, когда школьный коридор огласился звонкими криками детворы, в вихрь голосов ворвалось нечто необычное и странное для захолустного белорусского городка — звуки духового оркестра.
Вера вдавила в стекло свой нос, превратив его в белый пятачок. Ее окружили подруги и тоже прильнули к окну. Все смотрели недоуменно и сосредоточенно.
На улице показалась колонна солдат в незнакомой серо-зеленой форме. За спиной Веры раздался приглушенный голос учителя:
— Немцы…
Оглянувшись, Вера увидела его бледное лицо.
Потом она снова смотрела на пришельцев. Оркестр играл оглушительно. Вере казалось, что кто-то бьет её по голове: «На тебе, па тебе, на тебе!»
Не глядя на подруг, она чувствовала, что они переживают то же, что и она. Большое недетское горе захлестнуло Веру. Она впилась пальцами в подоконник, потом, не выдержав нахлынувших чувств, рванулась от окна, повалилась на парту и заплакала навзрыд…
Осенью в мужской гимназии умер один ученик. Подчиняясь оккупационным порядкам, директор гимназии разрешил участвовать в похоронах только его одноклассникам, чтобы похороны не выглядели демонстрацией.
В мужскую гимназию пришла Вера:
— Наша гимназия поддержит вас. Приготовьте красное знамя!
Услышав об этом, директор запротестовал:
— Ни в коем случае! Представляете, что произойдет?
— А вы предупредите военные власти, что мы хороним товарища, — возразила Вера. — Знамя будет с траурной каймой.
На похороны вышло около шестисот гимназистов. Впереди всех Вера. Над колонной реяло красное знамя с черной лентой. Жители Мозыря высыпали на улицу. Это была открытая демонстрация революционной молодежи, не побоявшейся оккупантов.
Но тем было уже не до гимназистов: в самой Германии свергли кайзера Вильгельма.
Закончились Верины школьные годы. Хотелось учиться дальше, в университете, но время сложное, трудное — не до учебы.