Вера (Миссис Владимир Набоков)

Она продолжала много читать. Набоков гордился ее безупречным инстинктом выуживать единственное стоящее произведение из огромной дармовой картонки от издательства. Участвуя в конкурсе «Сатердей ревью» 1962 года на «Коэффициент интеллектуального развития в области литературы», она намного обошла возможности В. H.; ей не составляло труда узнать по стилю произведение Жироду, или Дизраэли, или Уолпола. Круг ее чтения был не столь каноническим, при том, что Вера считала, будто про Джеймса Бонда написал некто «Флетчер». Она с большим увлечением отзывалась о «Зеленой шляпе» Майкла Арлена и о чисто мемуарном произведении его сына «Изгнанники». В 1965 году Вера дала согласие отбирать англоязычную литературу для Ледига Ровольта, который даже предположить не мог, сколь мудрены ее вкусы. В результате единственное, что она предложила ему, была книга Ричарда Хэклита «Путешествия», включавшая записки средневековых путешественников и, как полагают, вдохновившая к жизни «Поэму о старом моряке» (в тот год как раз вышло переиздание). Вера продолжала отсеивать для мужа книжную продукцию, она рекомендовала ему прочесть книгу Надежды Мандельштам «Надежда против Надежды», которую прочла, когда появился ее перевод на английский. Оба Набоковы восторгались первым романом Эдмунда Уайта «Забывая Елену»; Вера поразила автора, когда, встретившись с ним много лет спустя, читала ему наизусть целые абзацы из его книги [302]. Но такое внимание с ее стороны заслуживали далеко не все. Вера нашла роман Беллоу «Герцог» «кошмарным», до крайности скучным. Больше того, она сочла его антисемитским, приведя свои личные доводы. «Я знаю многих евреев, в том числе моих родных, но никогда не встречала ничего даже отдаленно напоминающего его евреев и его „еврейскую“ среду», — с недовольством писала она. Кто-то из итальянских друзей рекомендовал ей прочесть Пратолини, Солдати и Гадда, но всех их Вера определила как второй сорт и посредственность. «Где же стоящие книги?» — вопрошала она. Может быть, и к лучшему, что она немногое обнаружила; не часто находилось время побаловать себя чтением. «Посылаю Володе три русские газеты, — писала в начале 1960-х годов из Нью-Йорка Анна Фейгина, — а для тебя посылаю Steel Report. Прочти!» Вера прочла, хотя и без особого удовольствия. Друзья посмеивались над ее страстью к биржевым новостям, однако списки ценных бумаг находились в руках Владимира, не у Веры.

Кое-кто посмеивался над Вериной прикованностью к письменному столу. «Вам не к чему извиняться, что Вы не поспеваете за корреспонденцией В. H., — убеждал Альфред Аппель Веру в начале семидесятых. — Есть только один выход. Устроить забастовку, требуя лучших условий работы и укороченного рабочего дня. Пикетировать перед входом в „Монтрё-Палас“, неся плакат с надписью типа: „Несправедливое отношение В. Н. к вспомогательному персоналу!“ Что непременно приведет к тому или иному результату!»

4

Вера без устали твердила требовавшим встречи лично с Набоковым, что это невозможно, она говорила, что, если бы пришлось принимать всех, ему потребовались бы гонорары раз в десять больше предлагаемых [303]. Это составляло часть ее обязанностей. Тут Вера была на высоте, свою роль она исполняла в совершенстве. На заднем плане так и слышался набоковский смешок. Между тем едва Набоков, утверждавший, что не питает интереса к наградам, если только к ним не приложен кошелек с наличными, проведал, что Минтон вообразил, будто он, Набоков, в деньгах не нуждается, как отношения с «Патнам» начали портиться. Веру снарядили уладить дело. Объясняя недовольство мужа, она постаралась дать понять, кто автор написанного ею письма Минтону. Владимир диктовал ей разные требования; в какой-то момент он не сумел подыскать нужную форму, чтобы выразить в письме свою мысль. Смысл того, что хотели сказать оба Набоковы, сводился к следующему: им требовалось больше денег, а также лучшая реклама книг Владимира; Минтон столкнулся с плохо прикрытой угрозой подкопа под налоговую тактику, которую они так старательно разработали. Вера поспешила отдать себя — и мужа — в руки агенту Уильяма Морриса, которому предстояло добиться от Минтона более благоприятных условий и одновременно искать дальнейших добровольных предложений. Непосредственный интерес представляло англоязычное издание переработанного романа «Король, дама, валет». Следующим номером шла «Ада», о которой Набоков упоминал лишь по секрету, что это в высшей степени эротическое произведение и что «оно не принадлежит ни к какой категории, но, грубо говоря, это рассказ о трех людях — двух сестрах и их единоутробном брате, — с двумя любовными историями, одна из которых начинается в отрочестве и кончается в глубокой старости».