Вера, Надежда, Любовь

— Батюшка! — спохватилась Иваниха. — Да нешто я их неволю?

Хлопнула калитка. Священник быстро встал и только после того глянул в окно. Оказалось, пришла из школы Люба — только и всего.

Сесть опять отец Александр счел для себя ненужным. Он наспех перекрестил Иваниху, сказав про ее грехи непременное «прощаю и отпускаю». Затем без суеты, но поспешно, однако, он снял епитрахиль, свернул и положил ее в саквояж — все спешно. Поддавшись невольно этому внезапному беспокойству, Иваниха сама, без подношения, торопливо поцеловала крест, евангелие и, как бы помогая священнику, положила святые предметы туда же — в его саквояж.

— Спасибо, батюшка, что пришли. Дай вам бог…

Они опять встретились на крыльце — отец Александр и Люба.

— Сплавную будку знаешь? За огородами. Приходи туда. Сейчас приходи.

И ушел.

«Что же это такое? — думала Люба. — Он ее зовет…» Вдруг, как ее ветер подхватил, Люба влетела в комнату.

— Мама! Платье в горошек! А-а, вот оно!

— Ты куда? — спросила мать.

Люба не ответила. Переменив платье, она схватила пальто в охапку, и в ту же минуту хлопнула дверь. Иваниха приподнялась глянуть в окно — что стало с дочерью? Мать ее не увидела. Только еще хлопала, никак не могла успокоиться, калитка.

2

Дощатая будка с железной бочкой, приспособленной под печь, стояла на крутом обрыве к реке. Будкой пользовались во время лесосплава — здесь был наблюдательный пост. С высоты открывался вид на излучину реки (гибельное место для сплавщиков), на новый город в Заречье и на дальние леса.

Отец Александр сидел у самого обрыва на стопке кирпичей. Люба увидела его еще издали. Ее несло сюда торжество: «На свидание! На свидание!» До чего же все переменчиво — еще час назад Люба хотела умереть. «На свидание! На свидание!» Первый раз. Неужели правда это — наступила ее пора?

В миг один она пересекла пустырь и остановилась за будкой. Надо было прийти в себя. Кто же является на свидание в таком распахнутом виде? Никто не является…

Со стройки доносилось радио:

«О, если б навеки так было!»

Люба постучала по будке и выглянула.

— Можно войти? — неожиданно пошутила она.

Александр обернулся к ней с готовностью, очень живо.

— Шаляпин! — кивнул он за реку. — А?

Затем он подвинулся, чтоб дать ей место рядом.

Шаляпин пел: «Кубок мой полн. Я вкушаю с вином и радость, и бодрость, и силу». И опять потом этот вздох: «О, если б навеки так было!»

Долго они так сидели рядом и слушали, пока голос не отнесло ветром. Угасло… Не слышно стало совсем.

— Песню вроде этой пел Соломон…

Люба притихла. Сейчас будут сказаны слова, ради которых ходят на свидания. Она поглядела на него с замиранием и сделала отрицательный жест: «Не знаю». Откуда ей было знать, пел Соломон или не пел.

— Я уверен! Прислушайся, то же чувство: «Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих».

Так оно и случилось! Вчера только Люба читала «Песнь песней». Только вчера она подумала, что хорошо бы эти слова сказал кто-нибудь ей. Они ей сказаны. Как удивительно! Люба ждала поцелуя.

— А какая песня твоя? — спросил Александр.

Люба нетерпеливо мотнула головой:

— Не знаю. Никакая… — Она ждала поцелуя.

Александр закурил. Люба подумала: он оскорбился. Желая проверить свое опасение, она спросила:

— Ходите сюда каждый день?

— Ну, не каждый… Хороший вид!

Не оскорбился.

Благодарная за такое великодушие, Люба оглядела вид. Ничего нового в этом виде не было для нее. Леса и леса. И стройка эта за рекой тоже навеки. Всю жизнь, наверное, будут идти через мост самосвалы. Другое важно было сейчас — ее свидание.

— Песен я мало знаю, — сказала Люба очень нчино — так, по ее представлению, полагалось говорить на свиданиях. — Мы как-то без песен живем.

Ей казалось — она хорошо сказала, как надо. Но Александр посмотрел на нее с состраданием. В профиль она похожа была на Надежду.

— Без песен… — кивнул он.

Любе это не понравилось: жалеет ее. Калека она, что ли? Чтобы он ее не жалел, Люба сказала:

— Одну песню я очень люблю — мама пела. Она тогда молодая была. Мы отца с войны ждали, а он не пришел…

— Так ты отца и не видела?

— Нет. Никогда…

Опасаясь, как бы он все же не принялся ее жалеть, Люба преодолела неловкость и спела немного из песни. Голосок у нее был неуверенный. От неуверенности она сбилась с мотива.

Александр этого не заметил.

— Да, да… — кивал он сам себе. — Мама была молодая…

Ему представилась Иваниха молодая. Она похожа была на Надежду. Русская женщина так вот, как они сейчас, сидела лицом к простору. Ничего ей на свете не надо было. Ей бы только увидеть его одного. А он с войны не вернулся…

— Да, да… И песня мне нравится тоже. Очень хорошая песня.

Он говорил искренне, и Любу это ободрило.

Ничего мне на свете не надо,
Только видеть тебя, милый мой.
Только видеть тебя бесконечно,
Любоваться твоей красотой.