Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)

Вера светилась от восторга, когда мать сообщила об этом, и ее мысль снова поехать на бал и танцевать привела ее в восторг. Когда Борис попросил оставить для него мазурку, воспоминание о бале в Петергофе, где она была так счастлива с Владимиром, омрачило предстоящее удовольствие… Но прошлое нужно забыть… Она не хотела больше вспоминать о нем… Без колебаний она приняла приглашение Беклешова и находилась в радостном предвкушении праздника.

Вечером в день бала дворец Комаровых, расточительно освещенный, сиял подобно солнцу в ночном небе. На улице было светло, почти как днем. По ней тянулся необозримый ряд экипажей, доставивших сюда аристократическое общество Петербурга. В просторном вестибюле слуги в шубах дремали в ожидании разъезда гостей или рассказывали анекдоты о своих хозяевах.

На большой парадной лестнице на одинаковом расстоянии друг от друга стояли лакеи в нарядных обшитых галунами ливреях, неподвижные как статуи. В их живом обрамлении двигался поток прибывающих на бал и покидающих его гостей. Последние, раскланявшись с хозяйкой, предпочитали празднику ночной домашний покой. Свет был ярким, и при входе во дворец в его слепящих потоках колыхалась масса дам и господ.

Пожилые гости расселись за бесчисленными игорными столами, где они до званого ужина играли в ералаш и преферанс. В большом числе в этом кругу были представлены и дамы. Пожилые генералы, погруженные в тонкости преферанса, часто в отчаянии клали карты на стол, когда рядом возникал ярый диспут о том, почему кто-то играет бубнами, когда объявлены трефы.

— Я поняла, дорогая Надя, — сказала одна из дам, — поглядев на твое лицо, что тебе больше подходят бубны.

— Прошу тебя, Евдокия, играй по выражению моего лица, но играй по правилам, — ответила строгая дама, очень рассерженная тем, что потеряла много взяток из-за ошибок партнерши.

И снова на короткое время наступила тишина. Как тихий шепот, слышалось шелестение карт. Вдруг князь Суворов, трубный голос которого пугал слабонервных дам, воскликнул подобно триумфатору:

— Браво, брависсимо! Это мы хорошо сыграли! Ваше превосходительство сохранили четыре взятки при полном мизере. Это будет стоить вам тысячу четыреста сорок пунктов штрафа!..

Его превосходительство радости не выразил.

Часть гостей, которые для карт были слишком молоды, но для танцев уже настолько стары, что были бы смешны, заполняли другие гостиные. Большие группы гостей и доверительные tete-a-tete сидели в уютных уголках и проводили время за остроумными и злоязычными замечаниями в адрес соседей.

Но центром праздника был огромный танцевальный зал. Вся самая красивая и элегантная женская половина молодежного Петербурга собралась здесь и кружилась в веселье и радости. Вид был прекрасен и соблазнителен и пленял многих уже не молодо выглядевших гостей.

Одной из достойных восхищения в этом богатом красивом венке была Вера Петровна Громова. Она выглядела прелестно в свои 16 лет, чему многие вокруг напрасно завидовали. Всей душой отдалась она радости танца. Неудержимо летела по зеркальному паркету, и чем бешенее, тем с большим удовольствием. Несмотря на увещевания матери, она не отдыхала. Вера была неистощима. Когда к ней приблизился Борис Бекле-шов, чтобы пригласить на мазурку, тень воспоминания, быстрая, как сама мысль, пробежала по ее милому лицу. Она вспомнила другую мазурку, при звуках которой другой однажды прошептал ей сладкие слова, наполнившие душу восторгом… Только на мгновение явилось это воспоминание… С новым пылом ринулась она в вихрь танца.

Мазурку, очень любимую и веселую, вел сын княгини. Для нее придумали много неожиданностей и забав, которые развлекали не только танцующих, но и многочисленных наблюдателей. В одной из дверей зала стоял генерал Беклешов, глубоко погруженный в наблюдение танца. Но если бы кто-нибудь проследил направление его взгляда, то убедился, что он следит только за одной парой, вызывавшей у него живейший интерес. Он не расслышал, как рядом с ним знакомый голос сказал:

— Смотрите-ка, Иван Павлович разыскал новую красавицу, которая поглотила все его внимание.

И только повернув голову, Беклешов увидел графа Островского, стоявшего рядом.

— Извините, Николай Михайлович, что я вас не сразу заметил. Но я был занят в высшей степени интересным наблюдением!

— Так, так. И на что указывают эти наблюдения, позвольте спросить?

— Они весьма касаются как меня, так и вас. Оставайтесь стоять на своем месте, чтобы ваша фигура не была заметна. Если вы нагнетесь, то увидите в углу зала парочку, усердно занятую разговором. Это вас заинтересует.

— Вы вызываете у меня любопытство, Иван Павлович, — и граф, наклонившись, посмотрел в указанном ему направлении.

То, что увидел граф Островский, настолько привлекло его внимание, что он надолго оставался в согнутом положении.

— Ваш сын и Вера Петровна, кажется, стали хорошими друзьями, хотя она в этом разговоре ведет себя несколько пассивно, — заметил граф, распрямившись. — Полагаете, Иван Павлович, что мы близки к исполнению нашего желания?