Вера против фактов

Второй аргумент в пользу веры заключается в том, что она дает утешение и надежду обездоленным. И это, без сомнения, правда. Когда ситуация такова, что надежды уже не остается, человек находит утешение в мыслях, что Бог и Иисус заботятся о нем (даже если не особенно помогают), а в следующем мире все будет как надо. Я подозреваю, что именно поэтому европейские страны с мощной системой социальной защиты – включая медицинскую помощь за счет государства, отпуска для матерей и отцов по уходу за ребенком, специальные учреждения для ухода за больными и пожилыми – наименее религиозны. Когда государство о тебе заботится, не нужно искать помощи свыше.

Данные свидетельствуют, что когда человек считает себя менее благополучным, чем окружающие, или оказывается в неприятной ситуации или среде и чувствует, что теряет контроль над своей жизнью, то он либо становится более религиозным, либо отчаяннее цепляется за свою веру. Хорошим показателем как религиозности, так и ощущения благополучия будет неравномерность доходов: даже если ты относительно благополучен в сравнении с остальным миром, ты все же чувствуешь себя бедным, если твои соотечественники богаче тебя. Наполеон Бонапарт, очевидно, сознавал паллиативное воздействие религии на такое неравенство и ее пользу в управлении страной: «Я вижу в религии не столько загадку воплощения, сколько загадку социального порядка. Она вкладывает в мысль о рае идею равенства, и это спасает богатых от уничтожения бедными».

В США имущественное неравенство по статистике сильнее прочих факторов коррелирует с уровнем религиозности: чем сильнее неравенство, тем выше уровень религиозности. Более того, оба эти фактора колеблются согласованно, причем религиозность повышается только после того, как усиливается неравенство, и снижается только после того, как оно уменьшается. Эта временнáя задержка позволяет предположить, что именно неравенство питает веру, а не наоборот.

Мы видим, что религиозные убеждения – это ответ на неопределенности и тяготы жизни на этой планете. Ответ на трудности, но не способ их преодоления. Я не марксист, но кое в чем Маркс прав: у многих религия снижает потребность в решении как личных, так и общественных проблем. И это – главная проблема религии как социального паллиатива. Маркса часто критикуют за очернение религии, приводя известную цитату: «Религия – это опиум для народа». Но это высказывание, если рассматривать его в контексте, далеко не так однозначно – это призыв к социальным переменам, которые сделали бы религию не необходимой.

Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она – дух бездуховных порядков. Религия – это опиум для народа.

Упразднение религии как иллюзорного счастья народа есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своем положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях. Критика религии есть, следовательно, в зародыше критика той юдоли плача, священным ореолом которого является религия.

Возможен ли диалог между наукой и религией?