Вера против фактов

Одно из наиболее частых утверждений, которые нам приходится слышать в науке, таково: «Я не знаю». Научные статьи, даже те, в которых говорится о достаточно серьезных открытиях, испещрены заявлениями «Это позволяет предположить…», «Если эти данные верны…», «Этот результат должен быть проверен дальнейшими экспериментами». Конечно, ученые тоже люди, и нам хотелось бы знать ответы на все вопросы, но в конце концов именно наше незнание двигает науку вперед. Это не стыдно признавать, поскольку без незнания не было бы и науки, – ведь ничто не воспламеняло бы нашего любопытства. Но такое отношение предполагает, что ответы на некоторые вопросы мы можем не узнать никогда.

Один из таких вопросов – как возникла жизнь. Мы знаем, что произошло это между 4,5 млрд лет назад, когда сформировалась Земля, и 3,5 млрд лет назад – к этому периоду относятся первые обнаруженные бактериальные окаменелости. И мы практически уверены, что все живые существа произошли от одной-единственной первоначальной формы жизни, поскольку практически все биологические виды пользуются одним и тем же ДНК-кодом. Было бы необычайным совпадением, если бы этот код возник несколько раз. Но поскольку первый самовоспроизводящийся организм был мал, мягкотел и потому не сохранился в окаменелом виде (вероятно, это была молекула, возможно, окруженная мембраной, похожей на клеточную), у нас нет шансов обнаружить его останки.

Не исключено, что теперь мы сможем создать жизнь в лаборатории в условиях, которые, как считается, преобладали на ранней Земле, – кстати, я предсказываю, что это будет сделано не позже, чем через 50 лет, – но это покажет лишь картину того, как могло быть, но никак не того, что было на самом деле. Как и историкам, которым не хватает данных по ключевым событиям (жил ли когда-нибудь на свете настоящий Гомер, написавший «Илиаду» и «Одиссею»?), специалистам по историческим дисциплинам, таким как космология и эволюционная биология, часто приходится мириться с неопределенностью. (Однако неопределенность касается далеко не всего: мы знаем, когда появилась Вселенная и зародилась жизнь на Земле, мы только не знаем наверняка, как это произошло.) Многим тяжело мириться с неопределенностью, и это одна из причин, по которым люди предпочитают религиозные истины, – ведь те преподносятся как абсолютные. Но многие ученые (и я в том числе) разделяют чувства Ричарда Фейнмана, который так объяснил в интервью BBC свое спокойное отношение к незнанию:

Я могу жить с сомнением, неуверенностью, незнанием. Я думаю, гораздо интереснее не знать, чем иметь ответы, которые могут оказаться неверными. У меня есть вероятные ответы и возможное знание, я в разной степени уверен в разных вещах. Но я не могу быть абсолютно уверен ни в чем, и существует множество вещей, о которых я ничего не знаю. Например, имеет ли какой-то смысл спрашивать, зачем мы здесь, и что этот вопрос в принципе означает. Я мог бы подумать об этом немножко, и если я ничего не придумаю, то перейду к другому вопросу. Но я не должен знать ответ. Я не испытываю страха перед незнанием, не боюсь затеряться в загадочной Вселенной без всякой цели, как в реальности, возможно, дело и обстоит. Это меня не пугает.