Если какое-то явление требует доказательств, но их никак не удается обнаружить, в науке вполне оправданным будет вывод о том, что данное явление не существует. Примерами могут служить лохнесское чудовище и снежный человек, а также такие паранормальные явления, как экстрасенсорное восприятие и телекинез. Поиски доказательств подобных вещей до сих пор ничего не дали. То же и с Богом, хотя богословы будут возмущены сравнением Бога со снежным человеком. Философ Делос Маккоун дал более лаконичный ответ на вопрос отсутствия Бога: «Невидимое и несуществующее выглядят очень похоже».
А как насчет бессмертия в загробной жизни? Многие страстно жаждут его, но доказательств раздражающе мало. Учитывая, что никто еще не вернулся из мертвых, а все рассказы о переселении душ или околосмертных визитах в рай либо сомнительны, либо противоречивы, либо допускают простое физиологическое объяснение, как нам увериться в жизни вечной? Один из способов – попросту отвергнуть саму мысль о необходимости доказательств, как это делает Джон Хот:
Во всяком случае, если бы я пытался получить научное доказательство бессмертия, я бы, наверное, капитулировал перед лицом узкого эмпиризма натуралистичных верований. Я же скажу, что любая надежда на личное бессмертие – отличная почва для взращивания доверия к жажде познания… Такая надежда разумна, если создает (а я верю, что она способна на это) климат, побуждающий жажду познания к действию до тех пор, пока не будет достигнута полнота бытия, истины, добры и красоты.
Обратите внимание на небрежный отказ от «узкого эмпиризма» – то есть от настоящих доказательств. Но бессмертие либо существует, либо нет, и очевидно, что ответ на такой важный вопрос должен опираться на что-то большее, чем «любая надежда на личное бессмертие». Как можно утолить «жажду познания» без собственно знаний?
Если апологетика назначена приемлемой системой объяснений, то она обязательно должна разобраться с «трудным вопросом» теологии: естественным злом. Так, зло моральное (кража или убийство) часто оправдывается как неизбежный побочный продукт Божьего дара – свободы воли. Но для таких трагедий, как рак у ребенка или разрушительное землетрясение, из-за которых страдают ничем не заслуживающие этого люди, очевидных объяснений не существует. Мы не будем пытаться перефразировать разнообразные и изобретательные разъяснения богословов о том, как естественное зло сочетается с любящим и всемогущим Богом. Меня они и близко не убеждают (неужели холокост был необходим для сохранения свободы воли немецкого народа?). Однако наука лучше справляется с этой проблемой, ибо такое зло – это именно то, чего можно ожидать в чисто природном мире. Опухоли у детей? Результат случайных мутаций. Цунами и землетрясения? Бесконечное движение земной коры, порождаемое тектоникой плит. Ужасные страдания, неминуемые в процессе эволюции в силу естественного отбора? Неизбежный результат конкуренции генов, управляющих телами живых существ.
Именно страдания как результат естественного отбора – и смерть любимой десятилетней дочери Анны – помогли Дарвину отойти от религии. В письме к американскому ботанику Эйсе Грею, написанному всего через полгода после выхода книги «О происхождении видов», Дарвин размышляет над разрывом между традиционным теизмом и страданиями животных:
В отношении богословского взгляда на этот вопрос. Мне всегда больно говорить об этом. Я в растерянности. У меня не было намерения писать атеистически. Но я признаю, что не могу видеть так ясно, как видят другие (и мне следовало бы этого желать), что доказательства разумного замысла и милосердия всюду вокруг нас. Мне кажется, что в мире для этого слишком много несчастия. Я не в состоянии убедить себя, что благодетельный и всемогущий Бог намеренно создал бы Ihneumonidae [наездников] с конкретным намерением, чтобы они питались внутри тел живых гусениц, или чтобы кошка играла с мышами.