Вспомните, с какими разными, далекими друг от друга аспектами имеют дело наука и религия. Наука сосредоточена на общих условиях, которые, в соответствии с наблюдениями, регулируют физические явления; в то же время религия целиком погружена в размышления о моральных и эстетических ценностях. С одной стороны здесь закон всемирного тяготения, а с другой – размышления о красоте святости. То, что видит одна сторона, другая упускает из виду, и наоборот.
Вклад Гулда заключается не только в том, что он формализовал этот аргумент и расширил его на целую книгу, но и в том, что он предложил это утверждение в качестве принципа здравого интеллектуального поведения. Популярность этой идеи, не новой и не особенно глубокой, объясняется, несомненно, убедительностью литературного стиля Гулда, тоном книги, который лучше всего характеризуется словами «Ребята, давайте жить дружно!», и тем фактом, что аргумент, «наделяющий каждый предмет достоинством и индивидуальностью», был предложен знаменитым и популярным ученым, к тому же открытым атеистом.
К несчастью, попытка Гулда терпит неудачу по двум причинам: она требует гомеопатического разведения религии и превращения ее в гуманистическую философию, лишенную всяких претензий на сверхъестественное; а религию объявляет единственным арбитром в моральных и философских вопросах, имеющих при всем при том длинную светскую историю. Поскольку концепция непересекающихся магистерий – вероятно, самый распространенный аргумент в пользу совместимости науки и веры, следует рассмотреть его подробнее.
Гулд начинает свои рассуждения с наблюдения о том, что и наука и религия иногда выходят за надлежащие рамки: религия, по сути, делает научно проверяемые заявления о природе, а ученые заимствуют у природы этические и социальные принципы. Самый очевидный пример первого – американский креационизм; второго – ранние попытки оправдать расизм и капитализм, аппелируя к теории эволюции. Используя примеры, извлеченные из работ Дарвина, Галилея, кардинала Ньюмана и других ученых и богословов, Гулд показал, что подобные нарушения границ имели место на протяжении всей истории. Концепция непересекающихся магистерий, утверждает он, исключит их повторение в дальнейшем, если мы будем придерживаться следующих принципов:
Наука делает попытки задокументировать фактологический характер окружающего мира и разрабатывает теории, которые увязывают и объясняют эти факты. Религия, с другой стороны, действует в столь же важном, но совершенно ином царстве человеческих целей, смыслов и ценностей – вопросов, которые фактологическое царство науки могло бы осветить, но ни в коем случае не способно решить.
Таким образом, Гулд придает этим магистериям «равную важность» и призывает к содержательному диалогу между религией и наукой – не для того, чтобы объединить их, но для того, чтобы содействовать согласию и взаимопониманию.
Проблема в том, что, хотя принцип непересекающихся магистерий привлекателен как утопический проект, сам Гулд видел в нем нечто большее, чем просто приятную банальность. Он настаивал, что нам следует реализовать его идею посредством структурирования науки и религии таким образом, чтобы они мирно сосуществовали. Так что он видел в непересекающихся магистериях «потенциальную гармонию через различия науки и религии, надлежащим образом осмысленные и ограниченные».
Красный флажок здесь – слова «надлежащим образом». Представить себе «надлежащую» науку несложно – подавляющее большинство ученых считают свое призвание совершенно натуралистичным предприятием. Но что такое «надлежащая» религия? Гулд считал, что это религия, которая никак не пересекается с наукой.