Вера Штольц. Звезда экрана

– Да, беда просто… кстати, насчет твоего бывшего Аполлинария. Я хочу, чтобы ты узнала первой – он оказался настоящим козлом с кривыми ножками, хотя кое-где и кое в чем и ничего! Ведь это он меня сюда вытащил – причем почти насильно. Уж как уговаривал, как увещевал! На коленях стоял! – Жанна победно зацокала языком, наслаждаясь возникшей на том конце провода длительной паузой.

– Говорил, что такое в постели вытворяет, ну чисто терминатор! Кстати, и впрямь – может, и ого-го как может! Он тебе привет передавал – так и говорил, типа: «Ты обязательно передай ей привет, а еще скажи, что тогда на Тайване в постели у него ничего не получилось потому, что женщина рядом с ним его совершенно не возбуждала»! Я не могу понять, он что, на тебя намекает? – Жанна специально сделала паузу, чувствуя, что Полина просто готова взорваться и молчит лишь только потому, что пока не может выйти из ступора от злости, и закончила:

– Вот точно форменная скотина, а ты говоришь: швейцарец, швейцарец! Все они одним миром мазаны!

– Это хорошо, что ты мне позвонила! – голос Полины был подобен шипению змеи, и яд, сочившийся в нем, мог бы, наверное, с легкостью прожечь толстый аутентичный персидский ковер в гостиной швейцарца, из которой Полина сейчас говорила по телефону. – А что еще тебе нарассказывал про меня этот терминатор ощипанный, импотент вшивый?

– Да больше ничего особенного, только хвастался, что собирается прилететь к тебе в Швейцарию предложить тебе какое-то дело! Дело у него есть к тебе, и важное – он мне сам говорил! – Жанна прикинулась, что не слышит убийственных интонаций в голосе Полины.

Ведь именно так она и задумывала все течение разговора, и он развивался точь в точь, как по маслу. Еще немного, и Аполлинарию несдобровать! А потому что виноват, как ни крути! – Он мне сам говорил насчет дела, при этом уверяя, что ты его, как женщина, совсем не интересуешь, и о постели с тобой он даже и не думает! Да, да, все именно так, подруга, а рассказываю я это тебе исключительно потому, что ты должна знать всю правду – мы ведь подруги, верно?

– Да, да, именно подруги! – Полина еле сдерживалась, чтобы не покрыть Жанну доморощенным трехэтажным, но предпочла дождаться конца разговора. Она еще отомстит этой проститутке, которая, наверняка, сама прыгнула в койку к Аполлинарию! А уж как ему-то не поздоровится – даже страшно представить! И особенно, за женщину, которая не возбуждает! – И когда же он собирается прилететь?

– Да уже скоро, я думаю! Адрес твой у меня все спрашивал! Давать? – Жанна долго тянула, чтобы задать наиболее интересующий ее вопрос. От ответа на него будет зависеть, сможет она подставить Аполлинария под Полинин гнев, а потом утешить его так, чтобы он уже никуда не делся, или же нет.

Впрочем, если Полина не разрешит, она все равно адресочек даст, только взяв с Аполлинария слово, что он об этом Полине не расскажет. – Адрес нужен для дела! – таков был ход мыслей Жанны, которая уже выстроила по отношению к Аполлинарию определенную линию поведения. – Его интересует драйв – будет ему драйв!

– Давай! – Полина выдавила из себя ответ с таким воинственными интонациями, словно уже надевала бронежилет и перекидывала через плечо ремень базуки образца 1944 года. – И передай ему, что я его жду! Нет – не передавай, а то получится, что мы с тобой разговаривали по его поводу! Ну, все пока – позже созвонимся!

И Полина положила трубку.

– Ну, что, котеночек? Как там твоя физиотерапия, не икается еще? Теперь-то ты точно не убежишь от меня к этой лахудре! И думать забудешь, я уж об этом позабочусь! – Жанна сладко вытянулась на кровати, как кошка, и сильно зажмурила глаза – до радужных сполохов. Она любила эсктрим, тут уж ничего не поделаешь – и в том числе подставить кого-нибудь мимоходом.

– А Аполлинарий – в конце концов, она ведь не виновата, что он такой козел!

* * *

Улетать на родину не хотелось. Слишком уж хорошо и спокойно было на курорте – солнечно и умиротворенно.

А в Москве – постоянный то ли снег, то ли дождь, не понятно, что под ногами, и вечная сутолока, переходящая в давку при непосредственном участии очумевших от серой действительности масс. Но деваться некуда, и к этой мысли рано или поздно приходит каждый отдыхающий – как раз именно тогда, когда время его отпуска заканчивается.

После Египта Аполлинарий воспрянул духом. Жанна сделала с ним почти невозможное – особенно на фоне постоянных неудач, словно злой рок преследовавших его уже добрые четыре месяца.

Она даже не стала сильно интересоваться, зачем ему понадобились контакты Полины в Швейцарии, и на следующий день (ночь) после очередного страстного сеанса борьбы полов на открахмаленном белье продиктовала ему все необходимое. Можно было отправляться на охоту – вот только отчего-то Аполлинарий уже не сильно этого и хотел.

Все дело было в Жанне – она каким-то странным образом действовала на него, и он, кажется, уже понемногу начинал в нее влюбляться.