Вера в большом городе. Диалоги о жизни, в которой есть место Богу

Сон – актуальный вопрос. Ребята из американской благотворительной организации, которая сотрудничает с нами в Гватемале, в какой-то момент выкинули все кровати и оставили только стеганые матрасы четырехсантиметровой толщины. Они считают, что неправильно было бы отдыхать на шикарном ложе королевского размера, когда местные жители спят на деревянных лежаках.

Ты тоже следуешь аскетическому пути? Я слышала историю про то, как у вас в матрасах завелись клопы. Это же почти… мученичество!

Это не единственный казус с насекомыми. Когда мы строили клинику, нам не хватало денег даже на еду. Мы ели почти один только рис. А потом пришло огромное пожертвование, нам отдали целую тонну продуктов, но все были просроченными. А в муке завелись жуки. Ее приходилось просеивать, прежде чем использовать. Помню, приехала к нам девушка, чтобы работать учительницей. Первым ее заданием было просеять 200–250 килограммов муки через ситечко, выкинуть всех насекомых и приготовить лепешки.

Девушка не сбежала?

Никто не сбежал. В этом вся прелесть. Мне кажется, настоящее благословение работать с потрясающими людьми, которые под нашим с Кариной началом делают очень важное дело[3].

Среднее пожертвование – десять долларов

Начнем, как говорится, от корней. Откуда ты родом?

Я родилась в Уфе. В семье было двое детей – я и брат.

Насколько я понимаю, у тебя было довольно свободное детство: умные, демократичные родители, которые ничего не запрещали?

Мне очень повезло: родители никогда не говорили «нет». При этом у меня очень рано внутри сформировалось что-то вроде самоконтроля. Я пошла в школу в пять лет (так вышло, меня не с кем было оставить, бабушка была старенькая). Так вот, в детстве я сама себя наказывала, ставила в угол, если уроки не сделала. Мама меня не ругала: она могла расспросить, что и как я делала, выясняла, почему я так поступила, и в ходе такого разговора ко мне приходило осознание, что я поступила неправильно.

Откуда у ребенка берется идея – самому встать в угол?

Может, я это в сказках вычитала. Со мной много занималась бабушка, она была очень великодушным человеком. Наказывать меня она не могла, для нее самой это было бы болезненно.

Инфекционист, особенно тропиколог, – достаточно редкая профессия. Как случилось, что ты пошла именно по этой дорожке?

Инфекционист – не только редкая, но и не очень прибыльная специальность. Но мне она нравится: тому, кто изучает инфекционные болезни, приходится много думать и рассуждать. В этой специальности большая доля дифференциальной диагностики[4], а также нужно хорошо знать медицинскую географию, то есть понимать, какая болезнь для какой части света характерна. Разбираться в насекомых и животных – переносчиках заболеваний и знать медицинскую антропологию: в каких племенах какие традиции, где, скажем, едят мозги обезьян, а где питаются крокодилами. Одним словом, нужно иметь широкий кругозор и постоянно его расширять.

И ты все это знаешь?

Конечно, не все. Но я стараюсь много читать. При этом никогда не заявляю, что знаю абсолютно все об инфекционных болезнях.

Похоже, ты человек не брезгливый?

Да.

Изучая тропическую медицину, ты, наверное, понимала: чтобы всерьез развиваться в этой области, придется ехать в страны третьего мира со всеми их ужасами. Одно дело узнавать обо всем из учебника, а другое дело видеть своими глазами. Неужели не было страшно?

Не то чтобы не было страшно. Когда все начиналось, я не думала, что так сильно завязну во всем этом. Я считала, что немножко поработаю, наберусь опыта, потом вернусь, устроюсь в какую-нибудь частную клинику тропикологом, буду консультировать тех, кто приезжает из далеких стран или уезжает туда. Думала, буду таким уникальным специалистом. Но так вышло, что я не смогла покинуть Гватемалу.