Вера в сказке про любовь (СИ)

- Обалдеть! – восхитилась я.

- Переехал, значит. Субботний вечер с футболом, - мечтательно протянула Каринчик.

- Ты о футболе так размечталась?

- О футболе, - скептично взглянула на меня подруга, отложила бинокль и откинулась на кухонном стуле. – Чего делать будем, когда Хуан шторы вывесит?

- Учиться жить без его голой задницы, - я еще немного понаблюдала за нашим общим героем, убедилась, что залип он в телик всерьез, и последовала примеру Карины.

- С ума сошла?! Это как «Рабыню Изауру» на середине бросить!

- Ну не тырить же у него жалюзи и шторы, в конце концов, - не поняла я, к чему она клонит.

- Вер, прыгни на его «траходром», а?

Я подавилась остывшим чаем, который на свою беду попыталась отхлебнуть.

Карина смотрела на меня задорным, обещающим немыслимых приключений взглядом, я отвечала кашлем и слезящимися глазами.

- А сама? – наконец, вышло произнести у меня.

- У меня на следующей неделе Турция с Жориком. Все и так чики-чирики: пузико, денежки, второй подбородок – не мужчина! Мечта! А у тебя только ободранный хамоватый Фофик и есть, и тот по бабам дворовым, подвальным шарахается. Вот где он сейчас?

- Мау! – словно услышав слова Карины, провозгласил Пофиг из-за холодильника.

- Ой, господи, - вздрогнула подруга и правдоподобно прижала ладонь к сердцу.

- У меня еще Эдуард есть, - решила не сдаваться я подобному неоправданному наезду.

- А если Эдуард поломается?

- В ремонт отдам или новый куплю.

- К Хуану еще руки прилагаются, язык и туловище ничегошное, - просветила меня Карина.

- И блондинка, - закончила мысль я.

- Блондинка – балласт, к тому же ты тоже блондинка и тоже ничегошная.

- И ничего уже не хотящая, - снова договорила за подругу я. – Ткнула б ты пальцем в него года три назад. Мне б даже команда «фас» не понадобилась, - я, сощурившись, взглянула на окна «Пандоры». – А сейчас как-то лениво уже. Глаза мазать, чехол натягивать, волосики на бюгудю навинчивать, с каблучков не падать. И все ради чего? Ради строго распланированного секса с Динозавром? Нет. Я внезапности хочу и долго лениво валяться на кровати.

- Эх ты, - махнула рукой Карина, но все-таки заулыбалась. В десять лет девочки мечтают о любви вечной, в пятнадцать – о любви преданной, долгой и красивой, в двадцать – о страстной, фееричной и всепоглощающей, в тридцать о любви мечтать надоедает.

В недрах Кариночкиной сумочки голосом Фомина зачирикал телефон.

«Ла-ла-ла. Все будет хорошо», - надрывался аппарат, пока хозяйка отчаянно пыталась добыть его из хитросплетения многочисленных, якобы привносящих в жизнь женщины удобство и эстетику, кармашков. Наконец, злостная трубка нашлась и Карина сладко промурлыкала:

- Да, Жорж? Конечно, все готово. И я договорилась о скидочке, - она рассмеялась словам собеседника. – А ты мой мужчина. Уже собираюсь и бегу.

Я поднялась из-за стола, дошла до буфета и включила чайник.

- Жорж?

- Он самый. Мужчинка мой.

- Не, я не о том. Жорж?! – меня начал душить смех.

Карина пожала плечами.

- Все по теории. Шкаф зови тумбочкой, тумбочку зови шкафом. Вот был бы он под два метра – был бы Жориком или котиком. Уменьшать и ласкать то, что и так до тебя уменьшено природой и обласкано любимой мамой, нельзя. Вот Хуан вполне сойдет на зайчика.

- На кролика он сойдет, - я прошла вслед за подругой в коридор и наблюдала, как она матерясь втюхивает ноги в изящные босоножки на тонком высоком каблуке. Справившись с туфлями, она выпрямилась и одернула платье.

- Я поскакала. А ты все ж подумай о Динозавре. В конце концов, не жениться ж ты на нем собралась.

- Замуж выходить, - поправила я.

- Это в позапрошлом столетии бабы замуж выходили, а нынче мужик пошел не тот. Теперь мы женимся.

- Тфу на тебя еще раз. Не хочу. Я женщина ранимая, вдруг влюблюсь, а он бросит, предаст и растопчет мое нежное девичье сердечко.

Карина сурово нахмурилась, глядя на мое деланно серьезное выражение лица. Не выдержали мы одновременно, рассмеялись.

- Ладно. Пока, нежная барышня.

- Счастливо, умудренная женщина.

Я закрыла дверь и направилась на кухню проверить действия объекта. Объект спокойно дремал на диване. Я пожала плечами и задумалась о планах на воскресенье.

Воскресенье

Я глубокомысленно созерцала лысину Рудольфа Альбертовича и остервенело грызла нижнюю губу.

- Доченька, а как дела на работе? – попробовала разрядить обстановку мама.

- Нормально, - голос слегка сорвался на визг при ответе, отчего Альбертович, и без того напряженно сидящий напротив, подпрыгнул.

Мама протянула руку и успокаивающе что-то там под столом лысому погладила. Я понадеялась, что ладонь или, на крайняк, коленку. Лысому помогло не очень, дергаться меньше он не стал.

- Как Карина?

- Хорошо.

В комнате вновь воцарилась гнетущая тишина.

Когда родители развелись, а отец вновь женился, я, несомненно, желала маме счастья, тем более что с развода минул не один год, но к реальности оказалась не готова. Мамино счастье походило на немую бритую каланчу, откликающуюся на имя Рудольф. Мама рядом с ним казалась тоненькой, хрупкой и невесомой. Вот так размахнется своими граблищами ведь и поломает ненароком родительницу.